Пустой
Шрифт:
– Шурик! – крикнула она в окна. – Хватит дурить! Ходи двору, там поговорим!
«Нет, – подумала Даша, мысленно каясь. – Не признает она за собой никакого грешка. Наверное, я ошиблась. Точно ошиблась! Возвела на честную тетку напраслину!»
Опять затряслись половые доски и загремели ведра. На терраску вышел Шурик. На него было страшно смотреть. Глаза его были красными и подпухшими от слез. Губы дрожали от ненависти и боли. Изо всех сил он двинул кулаком по дверному косяку, разбивая костяшки в кровь.
– Ну, о чем, о чем нам с тобой говорить?! – жутким голосом закричал он и, взмахнув рукой, швырнул в лицо Проне брелок.
Жена не увернулась, не прикрылась рукой. Брелок попал ей в щеку и упал на землю.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала она.
– Не понимаешь?! – заревел Шурик и, шагнув к жене, ударил ее по лицу. – Не могу я уже с тобой жить, вот что!
– А вы руки не распускайте! – вмешалась Даша и, хотя ей было страшновато, все же спустилась с терраски. Можно подумать, она собиралась драться с Шуриком!
Шурик обернулся, скривился и, махнув рукой, процедил:
– Ты еще тут!
После чего вышел со двора и быстро пошел куда-то, будто там его ждали.
Проня расплакалась. Бабуля принялась вытряхивать половичок, словно не было сейчас дела важнее.
– Неуж я отживший человек? – всхлипывая, произнесла Проня, краем платка вытирая глаза. – И чего ему надо? Чего бесится?
У Даши комок в горле встал от жалости к женщине. Она хоть и не могла признаться себе, что виновата в ее несчастье, и все же на душе было скверно, и очень хотелось как-нибудь успокоить Проню.
– Пойдемте домой, – сказала Даша, гладя ее по плечу. – Все будет хорошо. Надо выпить валерьянки, поспать, и все само собой уладится.
«Ну где же Юра? – с отчаянием думала Даша, поглядывая на калитку. – Пусть срочно ищет Шурика и объясняет ему, что это был всего лишь глупый розыгрыш».
23
Довбня смог добраться до больницы лишь к исходу дня, потому как в тракторе неожиданно закончилась соляра и пришлось бежать с канистрой к механизаторам.
Не рискуя передавить старушек в застиранных разноцветных халатах, сидящих на скамейках, он не стал въезжать на территорию больницы, остановился у забора и бегом кинулся в приемное отделение. Врач собиралась уже уходить домой, и Довбня столкнулся с ней в дверях.
– Не поступал ли к вам… труп… утопленник?.. – спросил он, тяжело дыша и кивая головой на каждом слове.
– Что?! – поморщилась врач. – Трупы, молодой человек, к нам не поступают. Напротив, их отсюда увозят.
Довбня не придал большого значения последним словам врачихи, посчитав, что эта больница отличается высокой смертностью, и мысленно посочувствовал пациентам. Женщина уже отошла от него на приличное расстояние, как вдруг, вспомнив, обернулась:
– Вчера было дорожно-транспортное происшествие, и к нам привезли одного, закоченевшего.
– Какое дорожно-транспортное происшествие? – насторожился Довбня.
– У поворота на Семеновский нашли перевернутую машину. Водителя нет, а в кузове труп.
– Что?! – крикнул Довбня, вскакивая на ноги. – Где он?
– Кто? – с испугом спросила врачиха.
– Труп! Это мой, понимаете? Я его уже второй день ищу!
Женщина смотрела на медика как на сумасшедшего.
– Как это понять – ваш? – осторожно поинтересовалась она.
– Куда вы его дели?! – пребывая в радостном возбуждении, громко спросил Довбня.
– А вы кто – водитель? – уточнила врач и подумала, что неплохо бы срочно позвонить в милицию и на всякий случай связать этого подозрительного типа.
– Я ваш коллега, врач, а сейчас работаю в лаборатории судебной экспертизы! – представился Довбня. – Это мой труп! У меня его сперли самым бессовестным образом!
Он очень своевременно протянул ей свое служебное удостоверение, ибо в этот момент к ним подошел плечистый фельдшер, привыкший усмирять больных в состоянии белой горячки.
– Что ж вы сразу не сказали? – воскликнула врач, возвращая медику удостоверение. – А ваш труп мы еще вчера отправили в лабораторию судебной медицины. Так распорядился следователь из ГИБДД.
Медик сразу обмяк, глаза его потухли.
– Все, – пробормотал он. – Теперь меня уволят с работы.
24
«Пора кончать с этим делом, – думала Даша, спускаясь на луг, чтобы пройти в самый конец Упрягина незамеченной. – Юра устал, запутался. Если так дальше дело пойдет, он всю деревню перессорит».
Уже смеркалось. Овраги, словно извилистые корни, впивались в сочный, щедро пропитанный влажным туманом луг. Разувшись и приподняв выше колен сарафан, Даша спустилась к воде. Несмотря на поздний час, в реке еще купались пацаны, похожие на лягушек в широченных трусах. Они показали ей брод. Когда Даша перешла на противоположный берег и стала подниматься по тропе, стемнело совсем. Звенящая тишина царила вокруг. Даже собаки не лаяли. Над деревней вставала розовая, сточенная с одного края луна.
Крайняя усадьба с большим двором была уже совсем близко. Чем ближе Даша подбиралась к ней, тем отчетливее видела пробивающийся сквозь кусты свет. На цыпочках прошла вдоль забора, свернула к воротам и, присев, посмотрела в щель. Да, Лешка не ошибся! Желтый свет, падающий из окна, был тусклым и все же достаточным для того, чтобы увидеть узкий и длинный, как баржа, двор. Точнее, это был не столько двор, сколько свободная от кустов и картофельных грядок полоса земли, поросшая короткой травой, – этакий газон в середине усадьбы.