Пустые головы
Шрифт:
«Фу ты, чёрт! Опять…»
– Что случилось? Почему вы здесь?
Это был доктор. Умытый и свежий, словно всю ночь проспавший в большой и чистой постели, а не пару часов в одежде на диване. Умел человек – привычен был – посуточно дежурить, да ещё и оперировать. Травматология крепких выбирает.
– Да вот…
И сестричка коротко доложила суть. Малой не перебивал. Смотрел на врача до тех пор, пока тот не взглянул на него.
Была в его взгляде какая-то неловкость. Словно бы врач сожалел о вчерашнем чрезмерном откровении… Вот только чьём? Своём или его, Малого? Был и интерес – док
– Ну что же… Пойдёмте. У меня есть ключ.
И как только они отошли от поста, док шепнул:
– Вы что, сбежать хотите? В смысле, уйти…
И сказано это было таким заговорщическим тоном, будто зав. отделением и сам не прочь в бега податься подальше отсюда, а потому готов посодействовать пионеру в этом благородном риске.
«Да он не только хирург, – шевельнулось в голове Малого. – Он ещё и психолог!»
– А как же нога?
– Ну вы же видите – я иду и почти не хромаю… Я даже в спортзал собираюсь… её разминать, чтоб как надо срасталась.
Шутка вышла грубоватой.
– Вы, батенька, забудьте о спортзале недели на три… А лучше – на месяц, чтоб наверняка! И дело даже не в ноге, а в сотрясении мозга. Нельзя вам пока дёргаться.
– А вдруг его там нет, док… Вы тому тоже сотрясение мозга в диагноз поставили, а горшок-то пустой оказался…
Медик отреагировал для Малого неожиданно – он хлопотливо вскинулся:
– Как кстати вы вспомнили о нём! Давайте «услуга за услугу». Я вас отпущу… Даже одежду дам – ваша вся в крови… Но после того, как вы съездите со мной на заседание комиссии горздрава. По этому делу… Как непосредственный свидетель произошедшего несчастья, которое я никак не мог ни предвидеть, ни предотвратить. Так ведь?..
Он замедлил шаг и повернул-наклонил голову к Антону, обозначая приглашение к владению тайной:
– … А ещё станете свидетелем большого собрания пустоголовых… Будут сейчас решать, что со мной делать. В полном соответствии, заметьте, с утверждёнными нормативными правилами – у них на всё есть инструкции и положения: и на награды, и на наказания. По их логике развития, чем ответственнее пост, занимаемый человеком, чем больше в его работе нормативных актов, тем менее он нуждается в собственном мозге и, следовательно, в понимании сути своего занятия… Однако то, что себя, например, за низкие подоконники наказывать нельзя, они даже своими пустыми головами понимают…
Малой не то чтобы подчинялся доктору, он – только соглашался. Но во всём! Даже в его просьбе поехать в больничной униформе, под которой особенно сиротски смотрелись Антоновы штиблеты – ну не в тапках же ехать, в самом деле! Малой снова, к своей радости и удивлению от этой радости, убеждался, что доктор не чужд психологизмов.
Ехали недолго и поначалу молча. Но Антон заметил, увидев прикреплённый к зеркалу заднего вида бейджик доктора, который тот в больнице не носил почему-то:
– Редкое у вас имя, док… Родители в молодости поклонниками Америки были? Стиляги, типа?
– Наоборот!
Доктор даже как будто проснулся и встряхнулся – дежурство давало-таки о себе знать.
– Они меня Фомой назвали! Представляете? Я же близнец… Второй за братом на свет появился – вот и Фома. Всё детство мне испортили. Это я уже сам Томасом переименовался… Значение то же – родителям не обидно, но не так кондово, согласитесь…
– Значит это вы Америку любите? Или Англию?
– Люблю – не подходящее слово… Как можно любить географическое место? Любить можно человека – женщину, мать, отца, ребёнка… Любить можно искусство – музыку, живопись… Но даже эти две любви обозначают разные эмоции… Ещё третья есть как фигура речи – любовь к родине… А что это такое? Вернее спросить, как это?
– Это когда человек, например, будучи лишённым её, остро ностальгию чувствует.
– Так ностальгию и на родине чувствуют! По молодости… По первой любви… По детской беззаботности… Привязка к местности тут не причём! Патриотизм – это уловка правителей. Бессмысленная теперь-то, когда границы открыты. У меня брат в Америке живёт. Да-да тот самый, которого я близнец… Так вот мне туда ездить хочется явно больше, чем ему сюда – обратно, то есть. Показательно, правда? Давно уже надо патриотизм планетарный культивировать… Но как это? Никто толком сформулировать не может, потому что любое правительство способно мыслить только узко – в рамках границ, географически очерчивающих пространство для поборов. На глобальность ни у какого правителя мозгов не хватит! Ведь даже если кто-то и лезет за пределы своих границ, то только с той же целью – поборы расширить. У них по определению мозги в средневековье остались… Приехали.
Антон всё же почувствовал непреодолимую неловкость за свой жалкий вид, как только увидел фасад официального здания, наполненного, конечно же, приятными на вид прилично одетыми людьми, с коими он и призван контрастировать.
– Но идти-то всё равно придётся! – видя его нерешительность, убеждал доктор. – Я не предлагаю вам там сидеть в таком виде и ждать, когда вызовут. Покажитесь вместе со мной вахтёру на входе, чтоб пропустил, когда надо будет – когда я звякну. Кстати, ваш номер телефона?
Томас Петрович так по-деловому чётко всё делал и говорил, что Малому трудно было возразить. Да и зачем? Раз уж приехал вместе с ним! Антон странным образом чувствовал некую сладость в душе от убедительной необходимости подчинения… Впрочем, в подчинении ли дело? Скорее, в доверии. Доктор, вольно или невольно, шёл «отмазывать» и его тоже! Несчастный случай, дескать. Грех ему не помочь… Но в то же время Антон боялся сам себе признаться, что он не только по необходимости на доктора уповает… Ему нравится доверять!.. Малой даже пытался перебить эти удобные мысли привычной практикой сугубого людского коварства.
«А интересно, всё-таки, знает этот Томас (!) Петрович истинную суть дела или только для убедительности меня взял? И если знает, то что у него на уме? Ну „отмажется“ сейчас, а дальше что? Телефон взял! Надо теперь ждать звонка с шантажом с какого-нибудь „левого“ номера? Ну не такой он дурак… С мозгами дружит… Посмотрим-посмотрим…»
И Антон, снова сев в машину и глядя вслед удаляющемуся медику, совершенно явственно ощутил желание узнать, есть ли у того самого мозг в черепной коробке.