Пустыня смерти
Шрифт:
— Ложитесь, — с трудом сдерживаясь от смеха, подтолкнула я мальчишек к временному ложу. — Завтра отправимся в дорогу пораньше и к вечеру будем на месте.
Али вздрогнул всем телом, и я его понимала. Время, когда он мог быть сам собой, стремительно подходило к концу. В результате мы так и уснули, я в центре и мальчишки по бокам, вцепившись в мои руки.
На утро Али выглядел аристократично-снисходительно. Маска хладнокровия на его лице сидела как влитая. И Ена он учил тому же.
«Жить в городах тошно», — подумалось мне в который раз, когда я приводила в порядок ящеров.
Рамир, прихватив шаманский ключ, отправился на край каньона, под палящий свет солнца — превращаться.
— Зеон?
— Да, — занялась я теперь повозкой.
— Мы скоро будем дома. А ты сможешь нас хоть иногда навещать?
Я знала, что стоит за вопросом Али. Совсем не желание видеть такую хорошую меня. Али искал возможность немного побыть ребёнком. Не носить эту чудовищную маску высокомерия, а побыть простым подростком, которым он в действительности и являлся.
Не самое тяжёлое, что я могу сделать для мальчишек.
— Да, — ответила я просто, — буду.
Али не улыбнулся, просто кивнул. Но я точно знала, что это неизбежные последствия маски на его лице.
Дождавшись, пока мальчишки заберутся внутрь, я накрыла повозку тентом и села на козлы. Долгая дорога подходила к концу.
У выхода из каньона в повозку запрыгнул Рамир, немного оглушённый и дезориентированный, трясущийся от холода. Применение свитка превращения после длительного перерыва — понижало температуру тела, из-за чего человеку казалось, что ему холодно, что он смертельно мёрзнет.
Ничего страшного, поспит до вечера, придёт в себя.
Кнутовище легло в мою ладонь, как влитое. В воздухе щёлкнул бич, и под мой крик: «хо-хо», — ящеры начали набирать ход.
А через десять часов уставшие Ен и Али переступили шатёр шамана. Я получила свои деньги, мальчишки отправились вдвоём лечить девочку, а я — домой.
Мне не терпелось встретиться с дедом и все ему рассказать.
Из повозки я выпрягла двух ящеров, чтобы поехать верхом. Повозку с ещё двумя ящерами оставила шаману. Договорилась с главой аула о змее, которая скоро приползёт, и вернулась к Рамиру.
А потом только песок шелестел под лапами ящеров и молчал, дремал в объятиях остывающей Меды. Закатные лучи ещё согревали нас, но скоро должна была воцариться тьма.
Рамир молчал, я к разговорам никогда особо была не склонна.
В кармане приятно позвякивало заработанное золото, мы прибыли вовремя, и яйцо ещё ждало девочку.
Неладное я ощутила, когда мы уже въезжали на нашу территорию.
Меня не встретила ни одна змея.
И песок молчал, словно… Резко натянув поводья, я остановила ящера и спрыгнула вниз. Присела, провела ладонью по земле. Так и есть. Холодный! Песок, который должен был всю ночью отдавать тепло, накопленное за день, был холодным. Единственный вариант, объясняющий такой холод — это ключ сковывания.
Но я не могу себе даже представить, какой монстр его создал и применил.
И где мои змеи?! Где же они?
Про змей я забыла сразу же, когда до меня дошёл более очевидный факт.
Заклинание это хорошо действовало на змей, почти на любых, кроме тех, что были связаны ключом подчинения. Наши змеи связаны не были, значит, попали под это заклинание.
Не важно, что было дальше, главное, что в этом случае дед остался без защиты!
— Рамир, очень быстро за мной. По сторонам можешь не смотреть, мы уже на нашей территории, и здесь был чужак, уже успевший позаботиться о её стражах.
Первую змею, оцепеневшую, но живую, мы нашли через пару сотен метров.
Вторая живая, была почти у нашего дома. Тоже оцепеневшая.
Третьей я увидела свою любимицу Коралл, к сожалению, мёртвую.
Моя коралловая красавица обвивала наш шатёр тройным кольцом. И чтобы пройти внутрь, её убили. Буквально нашинковали на куски, подобно мясникам.
Молча погладив остывшее уже тело, с вырубленным куском над входом, я прошла внутрь шатра. Рамир ни на шаг от меня не отставал.
А картина, представшая нашим глазам, была чудовищной.
Разруха…
Одним словом можно было описать все, что я увидела. Но как было передать, что воцарилось у меня на душе, когда я увидела кровь. Кровь была везде — на ткани шатра, за неё схватился дед неверной рукой. Кровь была на мелких подушках, там на него напали. Кровавый отпечаток был на столе, он схватился за него, когда отступал.
Кровь была на полу — она щедро заливала шкуры, где дед оборонялся от прибывшего гостя. Нет, гостей.
Кровь, кровь, кровь…
А вместе с ней — вывернутые ящики, порванные, порезанные вещи, содранные со стен мои первые поделки из бисера, которыми я когда-то радовала деда.
Все было изувечено, все было разрушено.
Мой дед не сдавался до последнего, я могла понять это по оставленным следам. Но когда его выносили, в шатре все оставалось нетронуто. Кто-то другой побывал здесь.
Тот, кто здесь был, кто был виновен в разгроме шатра, сказал, что дед убит.
Этот человек видел кровь, а оставил за собой пепел и жажду наживы. Он разрушил все, что было нам дорого, лишь потому, что не смог найти ничего ценного.
Мог бы и не стараться. В этом шатре мы никогда не держали ни золота, ни шкур, ни ключей. Но кто-то посчитал иначе. И бескрайняя злоба вырвалась наружу, когда не оправдались ожидания человека.
Неважно. Сейчас это было неважно, гораздо важнее было то, что мой дед был жив! Вся кровь, что заливала шатёр, который я считала своим домом, принадлежала совсем другому человеку.
Деда вынесли отсюда живым и в сознании.
Горсть песка, просыпанная кем-то со стола — там всегда стоял стакан с редким розовым песком, перекатывалась под ногами и шептала его голосом.
«Город Хрустальных пределов. Не приходи! Не приходи! Город Хрустальных пределов».
Что ж, значит никакой новой работы и никакого отдыха. Я не могу «не идти». Я хочу вернуть деда и сделаю для него всё. Всё, что от меня потребует тот, кто его похитил.