Путь Базилио
Шрифт:
— Видите ли, — продолжил покаянец, — как выяснилось, у меня сейчас нет достаточной суммы. Хочу спросить — не примите ли вы в качестве компенсации несколько интересных артефактов? Например, у меня имеется довольно крупная «хакамада».
Септимий изо всех сил постарался скрыть прихлынувшую радость. «Хакамада» была ему ннеоходима для ублаговоления Болотного Доктора.
— Что ж, это возможно, — сказал он, напуская на себя раздумчивый вид, — но имейте в виду, оценивать будем по цене продажи.
— Разумеется, я этого ожидал, — вздохнул покаянец. — Что ж, зайду в казино в половину десятого. Играть, пожалуй, не буду. Во всяком случае, с вами.
— А я бы с ним сыграла, — прищурилась мандалайка, приглашающе вильнув бёдрами. Попандопулос намёк понял, но проигнорировал: к сучкам он был равнодушен.
Хлопнула ставня в соседнем доме. Попандопулос подумал, что за ней могли скрываться чьи-нибудь зоркие, внимательные глаза. О привычке бибендорфских обывателей подсматривать и подслушивать, а также и постукивать друг на друга — во имя должного соблюдения установленного порядка, разумеется — он был уже достаточно осведомлён. Поэтому, быстро распрощавшись с гуляющей парочкой, он двинулся дальше, твёрдо намереваясь перед игрой зайти в «Blutwurst» и там угоститься чем-нибудь посущественнее ватрушки.
Он был уже близок к цели, когда его в очередной раз окликнули, на этот раз с мостовой. Козёл с недоумением посмотрел вниз и в изумлении икнул.
На брусчатке сидели нищие. Как и все приличные граждане Бибердорфа, они были пристойно одеты и хорошо упитанны. В том не было ничего удивительного: они и были приличными гражданами, разве что слегка оступившимися. Нищенствовали они по приговору суда: это было обычное наказание за правонарушения небольшой тяжести. Наказуемые должны были за день набрать — выманить, выклянчить, высовестить или ещё каким-нибудь образом добыть — у прохожих некую сумму, которая сдавалась муниципалам и шла в городской бюджет. Считалось, что подобная мера, — не столь суровая, сколь унизительная и отнимающая время, — способствует профилактике правонарушений.
Но козла поразило другое. Между двумя потрёпанными жизнью мутантами — у одного было отсечено несколько лицевых щупалец на левой щеке, красные обрубки неприятно, по-червячьи, шевелились, — сидел на карачках ни кто иной, как обезьян Боба Сусыч из «Штей», после известных событий бесследно пропавший вместе со всей командой.
Боба выглядел молодцом — шерсть лоснилась, морда была наетой, чтобы не сказать зажратой. В ответ на недоумённый взгляд козла он тут же, не обинуясь, попросил два сольдо. Козёл от неожиданности выгреб из подсумка четвертак и протянул мартыхаю. Тот с достоинством его принял и тут же заявил, что дневную норму он выполнил, чему берёт в свидетели присутствующих здесь коллег. После чего снялся с места, засеменив в направлении ближайшего участка. Козлу он на прощание бросил что-то вроде «сегодня увидимся».
Недоумевая, Попандопулос всё-таки дошёл до любимого заведения. И обломался. Все столики были заняты. Расстроенный не меньше его самого гарсон-утконос пригласил козла за стойку, пообещав немедленно усадить уважаемого герра, как только хоть что-нибудь освободится. Козёл согласился, но без особой надежды. Он уже успел достаточно изучить местных обывателей и знал, что они относятся к удовольствиям стола — как игорного, так и обеденного — чрезвычайно серьёзно.
Но на сей раз долго ждать не пришлось. Он только-только устроился на высоком табурете и заказал себе сенной шипучки, как утконос снова появился и необыкновенно важным, будто напомаженным, голосом попросил уважаемого герра проследовать в вип-кабинет. «По специальному приглашению директора» — добавил он, видя, что козёл колеблется.
Вип-кабинет оказался небольшой залой со штофными обоями, тяжёлыми шторами, забранными жёлтым шнуром, и овальным столом со скатертью до пола. Освещали его два бронзовых светильника в виде птичьих голов с горящими кристаллам в клювах. Стулья были резными, золочёными, и напоминали троны. На одном из них сидел — нет, восседал — ни кто иной, как Боба.
— И снова здравствуй, — начал он, откровенно любуясь козлиным замешательством. — Кстати, ты меня очень выручил. Эти скобейды суходристые… — он не стал уточнять, но Попандопулос догадался, что обезьян имеет в виду местную администрацию, — заловили меня на отчётности. Reklamesteuer, видите ли, неправильно оформлен. Бухгалтера я за это на кухню отправил, но отвечать-то всё равно мне. Теперь вот стою, как дурак, клянчу мелочь у прохожих. Поди дождись, пока подадут.
Слово «Reklame» козёл понял и так. Со словом «Steuer» он познакомился в первое же посещение казино — когда после большого выигрыша к нему подошёл вежливый муниципальный упырь и сообщил, что он должен в трёхдневный срок выплатить городским властям тринадцать процентов от общей суммы приза. То есть этим словом назывались различные поборы, которыми местные власти обожали обкладывать обывателей. Сложив первое со вторым и добавив в уравнение слова «приглашение директора» и «бухгалтера на кухню», козёл сделал вывод, что Боба то ли рулит данным заведением, то ли даже им владеет — чем и поинтересовался.
— Половина тут моя, — не стал упираться Сусыч. — И директор тоже я. Недавно, правда. Ещё не совсем освоился. Хотя ничего сложного тут нет, это тебе не «Шти». Интересно, кто там сейчас шишку держат? Шерстяные? Да, кстати, — внезапно вспомнил он, — а как это ты здесь такой красивый разгуливаешь?
— Всё сложно, — вздохнул козёл, прикидывая, поведать ли Бобе свою историю. С одной стороны, обезьяну он не доверял. С другой — навредить ему тот тоже вроде как не мог, а вот подать какой-нибудь совет — вполне. С третьей — история с гвоздём была очень уж унизительной.
В конце концов он остановился на промежуточном варианте: рассказал про крота и его неожиданное возвышение, эпизод с гвоздём обошёл, сказав только, что у него теперь есть временная защита от ментальных воздействий, историю с Рахматом тоже оставил за кадром, и завершил всё признанием, что его цель — немножко заработать и разжиться кое-какими редкими артефактами, которые он якобы кому-то задолжал.
— Шерстяные с тебя хотят получить? — догадался Боба. — Плата за кровь?
— Ну как бы с этим связано, — даже и не соврал Попандопулос.
— Ты что, дурак? — удивился обезьян. — Они тебя всё равно прикончат. Скорее всего — весело. С маналулой.
— Не всё так однозначно… Я должен Болотнику, — козёл крайне неохотно сделал полшажка к истине.
— Айболиту? Вот даже как… Ну, это твои дела. А вообще, пора бы и поужинать, что-ли, — Боба подёргал за шнурок, висящий возле портьеры. Где-то далеко зазвенел колокольчик.
Утконос пришлёпал за три минуты, неся аж четыре огромные книжки-меню. С их содержанием Септимий был в принципе знаком, но тут решил довериться Бобе и спросил у него, что стоит брать. Сусыч подумал и уверенно порекомендовал морквяной салатик с алоэ и чайным грибом, сырную тарелку с тараканьим мёдом и квашеными муравьями, на горячее — дикую щеблядь, фаршированную ромашковой сечкой, а в качестве сопровождения — десятилетний купажный кьянти «Viscere di cane»: санджовезе, пино нуар и молочко винной тли в обычайно удавшейся плепорции. Козёл поинтересовался, с каких это пор Боба так хорошо разбирается в изысканных яствах. Сусыч оживился и принялся объяснять, что в кулинарных тонкостях как раз ничего особенно сложного нет, так как здесь всё познаётся опытом и пробами, а вот составление меню для «Штей» от него потребовало в своё время немалых раздумий и усилий — и что работать со сталкерами было в каком-то смысле сложнее, чем с местными гурманами.