Путь "Чёрной молнии"
Шрифт:
— Хвала батьке, что не избавился от этой рухляди, — крикнул Илья, — Петро, давай помогай, сейчас мы на ту сторону переберемся, а там нас сам черт не сыщет.
В устье Черной, слышались лай собак и перекликания НКВД-эшников, порой следы бежавших скрывались в воде, что мешало конвойным быстро продолжать погоню. Они потеряли на время из виду беглецов.
Илья осторожно греб самодельными веслами, боясь обломить их, и вскоре достиг противоположного берега. Братья спрятали в кустах плоскодонку и, поднявшись на густо заросший кустарниками косогор, скрылись в пихтовом лесу. Но увязавшиеся за ними НКВД-эшники быстро настигали их, переплыв на лодке реку Черную и, растянувшись в цепь, они стали подниматься вверх по склону. Впереди замаячили спины беглецов, и чекисты открыли огонь. Казалось у Ильи и Петра не осталось шансов на отрыв, и они погибнут под пулями преследователей, как вдруг из глубины леса послышались выстрелы. Илья уловил знакомый звук — били из наганов. Чекисты замерли, пораженные огнем незнакомых людей, и когда двое из них уткнулись лбами в землю, окончательно поняли, что беглецов кто-то прикрывает стрельбой. Преследователи не решились продолжать погоню и спешно спустились к лодкам.
Илья и Петро, воспользовавшись перестрелкой, бросились в гущу леса, как вдруг из кустов раздался предостерегающий голос:
— Стой! Руки вверх!
Перед беглецами предстали двое мужчин, лица их обросли волосами, в руках они держали револьверы.
— А ну, граждане хорошие, встали лицом к дереву и быстро отвечайте на наши вопросы. Вы кто и почему вас преследуют НКВД-эшники?
— Мы только что бежали из-под стражи, недалеко в деревне Михеевка ЧК арестовали около сорока человек.
— Кажется, в нашем полку прибыло, — улыбнулся один из мужчин, опустив наган.
Глава 3 Вверх по Оби
Справка выдана следователем горотдела НКВД Рогозиным в связи с чрезвычайным происшествием:
«10 августа 1937 г. в городе Колпашево при попытке арестовать опасного преступника, бывшего белогвардейского офицера Шаповалова Григория Романовича, убиты два сотрудника НКВД. Как показали свидетели, предоставившие чекистам информацию на Шаповалова, он является участником Белогвардейско-монархической организации «РОВС» (Российский Общевойсковой союз). В прошлом, окончил Киевское Константиновское военное училище, служил офицером в царской армии в чине поручика, в 1920 г. в Корниловском полку, в офицерской роте. В 1932 году осужден Коллегией ОГПУ по ст. 58–13 УК к заключению и пробыл в лагере 4 года. После отбытия срока, получил пять лет ссылки, и был отправлен в г. Колпашево, Нарымского округа, ЗСК».
… Мирону Семеновичу Балагурзину оставалось четыре года до конца отбытия ссылки. В последнее время тревожно было в Колпашево, шли повальные аресты. На примере многих ссыльных, внезапно арестованных органами НКВД, Мирон был готов к приходу чекистов. Он прекрасно был осведомлен, что идет повторная чистка некоторых прослоек советского общества. Начиная с 20-х годов, а затем и в 30-х, таких, как он, держали «на коротком поводке», и не давали уезжать за пределы контролируемых чекистами округов и краев. Органы, хоть и занимались глобальным искажением фактов, арестовывая сотнями, тысячами невинных людей, но на самом деле существовали хорошо законспирированные, разрозненные группы. Надежной и оперативной связи между собой они не имели. В основном занимались сбором информации, и (и как распинаются органы НКВД) ждали глобального события, которым, по мнению образованных и политических деятелей, будет война, грядущая с запада со стороны Германии или востока с Японии. Вот и подчищала советская власть народ, боясь, что в Западно-Сибирском крае могут возникнуть массовые восстания всех бывших: белогвардейцев, кулаков, священников и многих недовольных партией большевиков.
Балагурзин не исключал ареста и знал, что его фамилия числится в списках чекистов, как самого ярого и опасного врага советского государства, но НКВД-эшники не могли предположить главного — его истинной фамилии от рождения. Имя Григория Шаповалова он взял в 1932 году, когда с группой офицеров был направлен из Харбина и перешел границу Советской России. Настоящий Шаповалов уже отошел в мир иной. По официальной версии, как бывший офицер царской армии и служащий КВЖД он был подвергнут аресту и предан суду.
Недавно Балагурзина известили свои, что от группы в двенадцать человек, осталось в живых только четверо, и то разбросанных по разным областям. Кто же из них мог знать, что в 1937 году Сталин и его окружение объявят большой террор и Шаповалов вновь окажется под угрозой ареста, а то и смерти.
Мирон жил в небольшом, старом доме, хозяйка которого, после ареста мужа, уехала с детьми в деревню, и Балагурзин занял на время пустующее помещение. Он сразу же позаботился о своей безопасности, вырыв подземный ход, ведущий за пределы дома из подпола в сарайку. Там же в тоннеле было спрятано оружие: два нагана, патроны и граната, все это он хранил на экстренный случай.
Работал он на дому: лудил, паял старые самовары, чайники и медные тазы. Люди частенько приносили Мирону прохудившуюся посуду и платили, как придется: когда деньгами, а когда и едой. Трудился в основном ночами до полудня, а потом отсыпался.
Благодаря такому режиму дня, ему удалось избежать внезапного ареста. Ночью залаяла соседская собака, предупреждая, что рядом находятся чужие люди. Мирон оставил зажженной керосиновую лампу и, заскочив в соседнюю комнату, выходящую окнами в огород, увидел, как при лунном свете, его дом окружают люди в форме. Раздался стук в дверь, и послышалась громкая команда:
— Шаповалов открывай, иначе мы выломаем дверь.
— А кто вы такие, люди добрые?
— Сейчас мы тебе покажем, какие мы добрые, открывай белая сволочь!
— Сейчас-сейчас, дайте хоть портки одену.
Мирон выиграл драгоценные минуты, которых хватило, чтобы спуститься в подпол и взять оружие. В дверь бешено замолотили кулаками и остервенело били сапогами. Он вылез из люка посредине сарайки и тихо прокрался к двери, но с другой стороны ее предусмотрительно подперли чекисты. Тогда он приоткрыл небольшое окошко и вылез наружу. Возле плетня на дороге, стояла легковая, черная машина, около нее находился сотрудник НКВД, остальные рассредоточились вокруг дома. Двое, с оружием наготове стояли возле крыльца. Двери были распахнуты, видимо чекисты уже орудовали в доме. Пройти незамеченным не удастся, открыть пальбу из двух наганов тоже не представлялось целесообразным, Балагурзин не мог знать точное количество сотрудников. Он бросил гранату к крыльцу и спрятался за углом сарая. Громыхнул взрыв, растревожив в округе всех собак и соседей. Беспокойно закричали люди из прилегающих к дому дворов, раздались крики чекистов, опешивших от контрмер подозреваемого. Пока проходила сумятица, Мирон побежал мимо машины и увидел, как за открытой, водительской дверцей кто-то прячется, не раздумывая, выстрелил в фигуру человека, он вскрикнул и, припав на колено, истощенно завыл от боли, пуля попала ему в ногу. Пробегая мимо автомобиля, Мирон ударил рукояткой нагана по голове стонущего чекиста, и услышал, как его кто-то позвал:
— Уважаемый, помоги мне, — из салона показалась голова, — я в наручниках, меня час назад задержали.
Балагурзину некогда было размышлять, схватив за рукав арестованного, потянул за собой. Они прокрались вдоль дворов и устремились в темный проулок. За спиной слышались удаляющиеся выстрелы и чекистская брань.
Всю ночь пробирались вдоль берега вверх по реке и только к утру набрели на небольшую деревеньку. Мирон обратил внимание на строение возле одного дома — оно походило на деревенскую кузницу. Пришлось залечь в траву и некоторое время ожидать, пока не появится хозяин. Мирон тихо проскользнул за ним в кузницу, и они тихо что-то обсуждали, вскоре под сильными ударами молотка, наручники слетели с запястий попутчика Мирона. Поблагодарив кузнеца и, приняв от него половину каравая хлеба с крынкой молока, беглецы отправились в путь вдоль реки.
— А теперь давай по — настоящему знакомиться, — предложил Мирон, — моя фамилия Шаповалов, звать Григорием, как ты заметил, ночью меня пытались арестовать. Кто ты, и за что тебя схватили?
— Ну, во первых Григорий, благодарю тебя за помощь, а зовут меня Михаил Лукич Берестов, я бывший крестьянин — единоличник, советская власть с легкой руки окрестила меня «кулаком» и в 1931 году отправила в лагерь.
— А точное определение на суде, какое было?
— Вел подрывную деятельность против советской власти, а если быть точнее, то отказался вступить в колхоз. А ты чем не пришелся по вкусу власти?