Путь домой
Шрифт:
– Конечно. Всегда рады гостям, – оживившись, ответил Олег, указывая рукой на свободное место напротив.
– А где же Алан? – поинтересовался, присаживаясь, Игорь.
– Он в соседнем купе, земляков из Осетии встретил.
– А в нашем купе появилась новая спутница, – сказал Игорь.
– Да я уже видел, статная бабёнка <…..>. А глазищи какие, уу-х, – высказал Олег своё мнение, употребив мат.
Поезд плавно тронулся. Олег внезапно замолчал, продолжая сидеть, он приосанился. Выражение его лица стало сосредоточенным. И глядя прямо перед собой, на перегородку соседнего купе, он неожиданно для Игоря осенил себя крестным знамением по православным
Игорь, обомлев от такой перемены в поступках Олега, после услышанных от него за несколько секунд до этого матерных слов, сказал запинаясь:
– Ххо…рошее пожелание!
– Да, я человек верующий. Перед каждой дорогой молюсь. Без молитвы я даже двигатель своего автомобиля не завожу, когда сажусь за руль.
При этом он бережно достал из-под свитера массивный серебряный крест с распятием Иисуса Христа на нём. Аккуратно держа его двумя пальцами и чуть приподняв подбородок, сказал «Вот!». Он предъявил свой нательный крест как свидетельство своей глубокой веры. Игорю этот жест Олега напомнил о тех верующих, которые, желая подчеркнуть свою «особую приближённость к Богу», упоминают о своём личном знакомстве с кем-либо из священников.
Невзирая на внушительные параметры Олега, на его рост не ниже ста восьмидесяти и крепкое телосложение, Игорь решил воспользоваться отсутствием Алана и высказать свое мнение:
– Красивый крестик. Ну а как вам удаётся вашу веру совмещать с матом? В Петербурге, я заметил, это сейчас широко распространено, хотя этот город и считается «культурной столицей» России.
Такой неожиданный вопрос озадачил Олега. Его взгляд стал суровым. Пряча крестик на своей груди под свитер крупной вязки, он произнёс:
– Ну, вы же не знаете мою жизнь?
При этом вопросительном утверждении он с укором посмотрел на Игоря. На этом Игорю можно было бы эту тему
и закрыть, но он спокойным тоном согласился:
– Да, конечно, не знаю.
Олег продолжил пояснять:
– Ну, вот. А я большую часть своей жизни в моря ходил в «загранки», в основном на танкерах. Последние годы был старшим помощником капитана, говоря по-нашему – «старпомом», а начинал помощником старшего судового механика. Весь мир посмотрел. За время рейса любой бы одичал, команда состояла из двадцати человек в замкнутом пространстве, вот и матерились. У меня три высших образования, два из них заочные, правда. Когда списался на берег, начал своё дело, открыл большую транспортную компанию. А после того, как дважды компаньоны подставили, у меня два инсульта было. После второго врачи говорили моей жене, что если выживу, то «овощем» стану, а уж ходить точно не смогу. Но она меня выходила.
Свои слова он продолжал периодически скреплять ненормативной лексикой, что побуждало Игоря коротко, про себя, произносить: «Прости ему, Господи!».
После своего пламенного повествования Олег, упершись руками в диван, обиженно отвернул голову к окну и стал разглядывать плавно проплывающие в сумерках окрестности.
В душе Олега зародилась обида: «Не нравится ему, видите ли, как я говорю. И откуда ты такой умник выискался?». Однако, преодолев своё чувство неприязни, он продолжил разговор:
– Вот, как тут не материться? – поинтересовался он, уже подразумевая и обличения Игоря.
– Слава Богу! За то, что Он такую верную спутницу жизни вам даровал, она, с Его помощью, выходила вас.
– Да это именно Бог мне её дал, – подтвердил Олег, – вот уж ей-то
VI
– Мне тоже довелось не один год в бессознательном состоянии провести, – тяжело вздыхая, признался Игорь.
– Это как же – «не один год»? – изумился Олег.
– Когда я сам матерился и ещё много чего делал, из того, что Богу не угодно, – пояснил Игорь.
– А-а, вы в этом смысле, – с пониманием произнёс Олег.
– Да, в этом, – продолжил Игорь, – тогда я не понимал, что своим «бессознательным поведением» гневлю Бога. Довелось мне и в моря ходить, только на рыболовецких судах. И что такое разговаривать матом, там я познал в полной мере. А привыкал к этому с детских лет. Хотя от своего отца, светлая ему память, никогда мата не слышал. Даже когда я стал постарше и заходил в наш гараж, где отец гостеприимно угощал соседей по гаражу своим домашним вином, он одёргивал тех из них, кто матерился, говоря им: «Тихо, тихо!». Некоторые из них оправдываясь, говорили: «Да они уже больше нас с тобой в этом понимают», но он умел настоять на своём. С моими друзьями-сверстниками мы в присутствии взрослых не матерились. Хотя между собой матерясь, хотели казаться взрослее, чтобы нас боялись сверстники. Потом Господь избавил меня от такого ребячества, от этой пагубной привычки, – неожиданно для Олега поведал Игорь.
На лице Олега выразилось недоумение. Вздёрнув брови кверху, он поинтересовался:
– А где это вы… ну, в моря ходили?
– На Камчатке. Управление промыслового флота Камчатского морского пароходства, – отрапортовал Игорь, – вот только зарубежные страны, в отличие от вас, мне не довелось посмотреть – заходов в иностранные порты у нас не было. Только огни городов Японии, на островах Хонсю и Хоккайдо видел. Промысел вели на иваси, минтай и кальмара. В команде я был простым матросом, в отличие от вас, работал на верхней палубе, как говорится, был в гуще событий, – поделился Игорь.
– Ну, это и ничего! – ободряюще произнёс Олег. И, припомнив что-то, задумчиво добавил: – Заходили мы и на Камчатку. Видел я, как там рыбацкие посудины в волны зарываются. Да-а, рыбаки там «пашут», я вам скажу. Страшно было наблюдать за ними зимней ночью во время шторма, при свете их судовых огней и прожекторов. Вот их там болтало!
– Верно. В эти моменты и о морской болезни все забывают, – подтвердил Игорь, – хотя каждому моряку это состояние знакомо. Первые дни рейса, после выхода в открытое море, даже бывалые капитаны иногда выскакивают из ходовой рубки, чтобы перегнуться через леерное устройство, за борт, я извиняюсь за подробности,– напомнил Игорь Олегу.
– Можете не извиняться, мне это знакомо, – с улыбкой успокоил Олег. – Помню, как впервые я это пережил, когда в открытое море вышли. Во время шторма я трое суток <…> пластом лежал в каюте. Наш кок пытался меня сухариками кормить, чтобы рвотный рефлекс сбить, но какой там. От него я тогда узнал, что у нас пробоина где-то в кормовой части, в кают-компанию поступает забортная вода, вся команда уже не один час ищет пробоину, вычёрпывая воду. Когда я услышал, что обшивку переборок разобрали, а заделать пробоину не удаётся, такая новость меня даже обрадовала, подумал: «Скорей бы уже ко дну пошли!», так мне было плохо,– рассказал Олег свою историю.