Путь искушения
Шрифт:
– Приехали, конфетка Мими.
Губы демона были твёрдыми и горячими, поцелуй лёгким и нежным… Прежде, чем проснулась окончательно, Мишель ощутила тугой сладкий спазм внизу живота, что почему-то совпало с самодовольной улыбкой инкуба.
Он впервые целовал её как-то терпеливо, с щемящей сердце смесью скрытой страсти и заботы и Мишель, убаюканной полётом, захотелось, чтобы это не прекращалось.
– Ненасытная Мими, - промурлыкал демон, продолжая целовать.
– Сладкая, нетерпеливая конфетка…
Мишель проснулась окончательно.
– Мы уже… прилетели?
– пролепетала она, оглядываясь.
Одним нажатием кнопки демон не без сожаления освободил её от ремней и открыл дверцу.
– Прилетели, крошка Мими, - сказал он.
– Увидимся завтра, на занятиях. Постарайся не влипать в неприятности хотя бы одну ночь.
– Спасибо за вечер, - искренне сказала Мишель.
– И за полет… И за то, что помог днём с этими… этими…
Она хотела сказать «подонками», а как ещё можно обозначить тех, кто требовал от неё кровный контракт, но потом поняла, что под это определение подходит и тот, кто от неё этот самый кровный контракт получил… Поэтому замялась. Тем более, инкуб сразу же остудил её порыв волной непрекращающегося цинизма. В своём стиле.
– Обычно меня благодарят минетом в машине, крошка Мими, но твой первый официальный рабочий день только завтра, поэтому сегодня, если прямо не терпится отблагодарить, то только на добровольных началах.
Вспыхнув до самых корней волос, Мишель выскочила из мобиля и в пару прыжков преодолела крыльцо общежития.
Когда за ней с шумом захлопнулась дверь, Эрам улыбнулся. А потом чёрный мобиль с серебристыми крыльями оторвался от земли и скрылся в ночном небе.
Мишель неслась по коридору, готовая смести все на своем пути.
Чёртов демон! Только начинает казаться… не такой циничной сволочью, какой является, как тут же всё портит! Не дает забыть о своей гадкой натуре! Да, она принадлежит ему, согласно кровному контракту, но он… он… мог бы вести себя повежливее! Зачем быть таким подонком?
И… да, по договору он не вправе склонять её к близости, это оговорено отдельным пунктом, но входит ли в понятие близости… то, о чем говорил инкуб? Для Мишель - да! Для демона… Мишель сомневалась. Значит ли это… что он потребует от неё подобного… уже завтра? Вправе… потребовать?
Она свернула за поворот сама не поняла, что произошло.
Споткнувшись о что-то твёрдое и мягкое одновременно, растянулась на полу, больно приложившись локтем и коленкой. А когда поднялась и рассмотрела то, обо что споткнулась, заорала, срывая голос, пытаясь отползти.
Перед ней, на спине лежала фурия. Та самая, с которой сцепились на выходе из сквера. Неподвижная, даже закоченевшая. Немигающий взгляд устремлён в потолок.
глава 4
В ожидании федералов, которые явятся и увезут её в следственный изолятор, Мишель ожидала в подвале лабораторного корпуса.
Стены здесь пахли сыростью, затхлостью, звериным духом и как будто даже немытыми телами. Воздух был тяжёлый, стоячий. Вдыхая его, Мишель недоумевала, откуда в Галдур Магинен вообще взяться такому странному и неприятному месту, а ещё думала, что вот так, должно быть, пахнет безысходность.
В ожидании следователя Мишель посадили в самую настоящую клетку, с полом в выбоинах и обшарпанной, в бурых пятнах, скамейкой. Страшно было представить, что за зверя здесь держали до неё, откуда выбоины на полу, так похожие на следы гигантский когтей и отчего металлическая скамейка проржавела почти насквозь.
Ржавый унитаз находился тут же, и оттуда тянуло сточной канавой. Предполагалось, что нужду задержанная должна справлять на месте. Мишель с ужасом и омерзением думала о том, что настанет момент, когда ей придется это сделать: под перекрёстными взглядами охранников: двух людей и нага, который время от времени поглядывал на её шею с невозмутимо-заинтересованным видом.
Её трясло крупной дрожью, несмотря на апатию, которая накатила девятым валом, подгребла под себя, усадила на эту ужасную скамейку посреди клетки. Невозможно было даже облокотиться, хоть о прутья, а ложиться не позволяла гордость.
«Как я ещё на ногах-то держусь», - с изумлением думала Мишель. Последние события ставшей вдруг не в меру насыщенной жизни проносились яркими вспышками.
Временами она начинала слышать какие-то невнятные голоса, видела людей и нелюдей, которых прежде тут не было и которые исчезали, стоило помотать головой. Из чего Мишель заключала, что это грёзы, сны наяву. Она достигла такой точки усталости, когда начинает галлюцинировать.
«Меня обвиняют в убийстве, - жвачкой тянулось в мыслях Мишель.
– В убийстве. Меня нашли рядом с трупом фурии. Той самой фурии. Меня обвиняют в убийстве. В убийстве».
И всё же повторение не давало поверить в подуманное, осмыслить его. У Мишель то и дело возникало ощущение, что всё это - начиная с той самой злополучной встречи в ресторане, с Владом, один затянувшийся кошмар, и вскоре она проснётся от надрывного кашля бабушки, а потом та спросит на всю квартиру, не спит ли Мишель и, раз уж не спит, то пусть принесёт стакан воды…
Когда бабушка, в халате и войлочных домашних валенках оказалась сидящей на свободном стуле, рядом с нагом-охранником, а сам наг превратился в сводную сестру, которая презрительно сообщила, что за бабулей и без её, Мишель, соплей, есть кому присмотреть, Мишель помотала головой, поняв, что опять заснула наяву.
«Вроде бы… у меня должны быть какие-то права… Последний звонок там, или что-то в этом роде… Жаль, что я не знаю местные законы, - тянулось в голове Мишель.
– И какое наказание здесь за убийство…»