Путь искушения
Шрифт:
Она заранее готова была уйти, возможно даже исчезнуть из его жизни, но ничто не отнимет у неё воспоминания о произошедшем между ними чуде…
Потому что несмотря ни на что думать иначе о ночи в космосе она не могла. И не хотела.
Практические занятия по управлению элементарными вихревыми потоками проходили на экспериментальной площадке, и работа Мишель получила самую высокую оценку магистра, который раньше не выделял её. Сегодня же он даже задержал её после занятия чтобы показать, как отработать более сложный приём, тот, что изучали на старших курсах. Отчего-то ему показалось,
Обратно в учебный корпус летела, как на крыльях и даже представляла себя гарпией.
В расписании значился ланч, но Мишель не успела проголодаться. Лучше она пойдёт в кабинет и как следует подготовится к следующему занятию по истории артефакторики. А если повезёт, ей удастся разговорить какой-нибудь предмет. Нет, после того памятного случая с галстуком вещи больше не говорили с ней, но чувство лёгкого распирания переполняло изнутри, внутренний слух порой даже улавливал какое-то потрескивание, и Мишель решила, что магистр Бара ошибся: прошлая ночь никак не повлияла на развитие её дара. В конце концов, разве она не феномен? Разве она не может каким-то образом противостоять воздействию арахнидов? А раз так, то и её дару необязательно закрываться. Может, он вообще начнёт развиваться быстрее…
С такими радужными мыслями она шла по опустевшему коридору.
В корпусе было пусто, адепты, потратившие драгоценные силы на занятиях, дружно восстанавливали резерв в академической столовой.
Поэтому, когда дверь, мимо которой она проходила, отворилась, Мишель вздрогнула. Но шагу не сбавила. Точнее, не собиралась сбавлять.
Потому что, когда её дернули за руку, втягивая в крохотную подсобку, продолжить путь по понятным причинам не получилось.
Мишель, неуловимо изменившаяся после ночи, не утратила самообладания. Оторопев от бесцеремонного обращения, она собиралась закричать, но когда увидела того, кто затащил в эту тесную комнатушку, уставилась на него во все глаза.
– Харлей?
– вырвалось удивлённое.
Это и вправду был близнец Эрама. Но несмотря на внешнее сходство, Мишель узнала его сразу. Как она вообще смогла тогда их спутать?
Сейчас она подметила чуть-чуть иной оттенок глаз демона, неуловимые особенности мимики, взгляд. Определённо, Харлей де Вуд. Но в каком виде!
Обычно безукоризненные волосы всклокочены и торчат в разные стороны, что делает демона похожим на подростка. Костюм…бабушка сказала бы, как из-под одного места. Но это опять же, если можно брюки и рубашку с несвежим воротом считать полноценным костюмом...
Добавить к этому мутный, нетвёрдый взгляд, белки глаз в красных полопавшихся капиллярах, пьяную ухмылку... О том, что демон находится в изрядном подпитии красноречиво говорила и волна перегара от него. Да что там волна! От демона исходило такое амбре, что глаза у Мишель защипало. Кашлянув, она поморщилась. Если бы она знала, сколько требуется выпить высшему демону, чтобы дойти до такого состояния, она бы еще и ужаснулась.
– Да, это Харлей, - блеснул белозубой улыбкой демон.
– Представь себе, человечка, брат твоего любовника, или, правильнее сказать, хозяина, а, Мишель?
Мишель не понравилась ни эта улыбка, ни тон демона, ни то, что он затащил её в эту тесную комнатку, и никто этого не видел. Хотя последнее, может, и к лучшему… Не хватало, чтобы о ней ходили сплетни, что она спит сразу с двумя братьями. Хотя такое, зная братьев, конечно, всё равно говорили…
Как назло, Харлей стоял спиной к двери и мимо него было не прошмыгнуть. Поэтому Мишель отступила назад. Но куда тут отступишь, когда размер подсобки, где у стены стоят приспособления для мытья пола, а на полках - моющие средства и перчатки, когда размер площади хорошо если два на два… На втором же шаге Мишель упёрлась спиной в стену, а мутные глаза инкуба загорелись фиолетовым.
– Харлей, - голос Мишель был мягким, но твёрдым. Говоря, она смотрела в глаза демона. У неё было смутное представление, что именно так укрощают диких зверей, а инкуб и вправду напоминал хищника: жестокого, сильно… и при этом какого-то отчаявшегося и от этого ещё более опасного.
– Я думаю, это не слишком хорошая шутка. Вряд ли она понравится Эраму… Мы же обсудили с тобой это в прошлый раз…
– Ты вся светишься, сладенькая Мишель, - промурлыкал Харлей, не слушая её. Что самое тревожное - улыбался демон одними губами, глаза по-прежнему пламенели мутноватым огнём… и были злыми.
– И, знаешь, что? Мой брат тоже светится, представляешь? Нет, правда, можешь такое себе представить? Высший демон сияет начищенным золотым! Красота, правда?
– Харлей…
– Позволь поинтересоваться, сладенькая, чем же вы таким занимались, что оба пылаете, словно факелы, а, сладенькая?
Мишель поджала губы. Страшно ей не было (почти), но в том, чтобы оставаться с пьяным и отчего-то злым на неё демоном, приятного (да и просто разумного) было мало.
– Пожалуйста, Харлей, дай мне пройти, - решила она ещё раз попробовать «по-хорошему», в конце концов, закричать и ославить себя на всю академию в очередной раз она всегда успеет.
– То, что между твоим братом и мной, касается только нас двоих, а в том, что между вами, мне совсем не хочется участвовать.
– А зря, сладенькая, готов поспорить, тебе бы понравилось. До тебя никто не жаловался.
– Я рада, - сухо ответила Мишель.
– Если на этом всё, дай пройти. Пожалуйста.
– А знаешь, где я был этой ночью, Мишель? Сказать тебе?
Мишель по понятным причинам знать этого совсем не хотелось, но её ответ демону и не требовался.
– Я трахал шлюх, Мишель. Всю ночь я пил и трахал шлюх, и старался не думать ни о тебе, ни о своём демоновом брате, который предал меня из-за человечки, и знаешь что? Это хреново получалось. Совсем хреново, сладенькая! Так, что хуже некуда!
Мишель замерла. Внутри у неё всё сжалось, к тому же начал бить озноб. У неё не было опыта общения с пьяными, в приёмной воцерковлённой семье алкоголь был под строжайшим запретом, а бабушка если и пропускала рюмочку-другую, то исключительно сливовой или вишнёвой наливки и то, только в промозглый день, когда суставы ныли. И, понятно, дальше двух рюмок не заходило. Но сейчас внутри у Мишель словно включили сирену: тревога! Тревога! Инстинкт самосохранения вопил, что ей следует быть как можно дальше отсюда…