Путь изгнанных из рая
Шрифт:
– Бизнесмена-писателя Минаева с его «Духлессом» можно зачислить в этот институт джентльменов?
– Да. Его герой тот же байронит… Его жизнь – проявление байронизма, и это совсем неплохо. Недавно в «Московских новостях» я видел рецензию на спектакль по новой пьесе, там шла речь о каком-то олигархе, у которого было три любовницы. И они одна за другой вступают в действие, а потом всем вместе там с ним разбираются. Написал это сочинение бизнесмен гораздо круче Минаева…
– Когда бизнесмены писать успевают?
– Может быть, они бездельничают? А мы-то думаем, что они работают.
– Можно разделить писателей на бездельников и трудяг, подразумевая, что Пушкин – бездельник?
– Нет, я бы так не стал делить. Вот Исайя Берлин квалифицировал писателей на лис и ежей. Лисы – исследователи, разрывающие незнакомые норы,
– А вы кто?
– Я… Пожалуй, лис.
2007
Цикличность века
В октябре 2007 года на родине Василия Аксенова состоялся первый «Аксенов-фест», организованный мэрией Казани. Торжественное открытие фестиваля прошло в республиканском драматическом театре.
Участники фестиваля, среди которых были друзья и коллеги писателя Белла Ахмадулина, Борис Мессерер, Александр Кабаков, Евгений Попов, Михаил Генделев, Ирина Барметова, Светлана Васильева, Михаил Веллер, Андрей Макаревич, Алексей Козлов, посетили вместе с Василием Павловичем Казанский университет, школу, где он учился, дом, где он жил в детстве. В крупнейшем книжном магазине города прошла встреча с читателями.
Похоже на то, что аксеновский фестиваль в Казани станет традицией, во всяком случае, в ноябре 2008-го он проводился во второй раз.
Виктор Есипов
Выступление Василия Аксенова На творческом вечере в театре оперы и балета имени М.Джалиля [3]
Я хочу сказать несколько слов о том, что я сейчас испытываю. Я первый раз попал внутрь оперного театра, хотя он сопровождает меня всю жизнь. Его начали строить, когда я был бэ-би. Мой папа был председателем горсовета, потом горсовет разогнали, всех поарестовывали, а ему дали это строительство. Он несколько месяцев продолжал строить; пока его не арестовали окончательно. А театр стоял все время, была строительная площадка, дело подвигалось очень плохо. Разразилась война, никто, конечно, в это время оперных театров не строил, но тут привалили немецкие военнопленные. Надо сказать, наша бывшая держава очень любила подневольный труд, и она использовала его в строительстве, в частности оперного театра. Я помню, как я, мальчик, и тетушка моя, тетя Ксения, стояли и смотрели на пленных. Люди постоянно приходили смотреть на немцев. И тетка пожалела кого-то из них и дала полбуханки хлеба. Он до того был потрясен, этот несчастный немец, что весь задрожал, оторвал пуговицу от шинели и протянул ей в ответ на эту буханку хлеба. А женщины вокруг стали на тетю кричать: «Как тебе не стыдно! Ты захватчиков подкармливаешь!» – и так далее. Ну, в общем, все это строительство долго продолжалось. Я уехал из Казани в Магадан, провел там два года. Вернулся поступать в мединститут. Окончил первый курс – театр все строился, потом второй – а он все строился. И так до четвертого курса, после которого я уехал в Ленинград. Наконец, театр достроили, но я ни разу не был внутри него.
3
Впервые опубликовано в журнале «Казань», 2007. Беседовала Айсылу Мирханова.
Все-таки в этом я вижу определенную цикличность развития судьбы. В этой связи мне вспоминается моя нынешняя квартира в Москве. Нас в период застоя выгнали из всех квартир, взломали дверь топором, вышвырнули вещи. А когда в девяносто первом году случилась августовская революция, нам дали новую квартиру в высотном доме на Котельнической набережной. И вот я прихожу, а там огромные эркерные окна, и на одном выцарапано: «строили заключенные». А я – сын заключенных. Опять произошло цикличное завершение. И сейчас я сижу на сцене театра, которого все равно не вижу – отсюда не видно ни черта. Вы-то видите, а я вроде здесь и не был Я хочу сейчас прочесть стихи. Может быть, некоторые в зале знают, что на старости лет я стал писать стихи. Леша с Димой [4] подберут музыку. Мы не раз делали это в Центре Мейерхольда в Москве. Получалось так здорово, потрясающе! Все говорили: «Вы, наверное, репетировали целый год», а мы ни черта не репетировали…
4
Алексей Козлов и Дмитрий Илугдин.
Вот стихотворение о конце XX века. Я писал книгу «Кесарево свечение» – и вдруг почувствовал, что делаю это в самом конце двадцатого века, что наш век – кончается. Основное время, отпущенное нам Господом, – завершается. Одна героиня этого романа стала вдруг из проститутки бардессой, извините за игру слов. Она начала петь песенки, довольно серьезные. Вот одна из них. Вы, может быть, знаете, что в некоторых кругах XX век называли веком «Ха-Ха» – такое вот ерническое прочтение двух латинских букв.
ПЯТАЯ
Дальше идет большая глава «Записки сочинителя», она вся в стихах. И вот один из стихов также о конце прошедшего века. Леша и Дима, вы не возражаете еще так замечательно играть? Здорово, здорово! Вы играете просто классно.
ВЕСНА В КОНЦЕ ВЕКА
Дневник сочинителяХолодная весна. Ликующий щенок.Щегол поет в кустах, как скрипка Страдивари.Свистим и мы свой блюз, не раздувая щек,Лишь для самих себя, Армстронга староверы.Кончается наш век. Как дальний джамбо-джет,Он прибывает в порт, свистя четверкой сопел.Что загрустил, народ? Иль кончилась ужеДерзейшая из всех двухиксовых утопий?Печаль ползет, как смог, в комфортные дома.Осталась только дробь, потрачены все восемь.Исчерпан Голливуд, Чайковский и Дюма.Ну а щенки визжат от счастья первых весен.…
Весна. Вирджиния. Колючками шурша,Бесстыжий лес осин затеивает вальсы.Поверит ли пропащая душа,Что можно жить без музыки Вивальди?Зеленый грузовик рассады приволок,А ветер гнул кусты в предательстве раскосом.Заснувший в темноте под свист небесных склок,Поселок поутру украсился нарциссом.Как короток твой век, нарцисс-самовлюблен!Слетает лепесток в апофеозе бури.Успеешь ли сказать о чувстве, воспален?О гибели сказать уже не хватит дури.Это написано весной девяносто девятого года в Вирджинии. А потом вдруг этот год обернулся страшной бессмысленной бомбардировкой Косово.
СТАТИСТИКА БОЁВ
На фоне зарева БелградаСообщить командованью рад,Что тени длинные Эль-ГрекоПроходят ночью сквозь Белград.Дома горят, убитых мало.Число избранников судьбыСошло до минимума в залу,Где ждут подсчета, как столбы.По Косово гайдук гуляет.Ничто не сдержит гайдука,Лишь пляшут цели над углямиВ прицеле верного АК.Дома горят, убитых много.Но максимум еще далек.Дружины Гога и МагогаРаздуют славный уголек!Албанка, жертва геноцида.Прольет невинную слезу,Но кто чернее антрацитаТорит позорную стезю?Гайдук, нажратый водки с салом.АВАКС с командой «Гоу-ахэд»Или укрытый под вокзаломГолубоглазый моджахед?