Путь к империи
Шрифт:
Австрийские уполномоченные ничего не могли ответить, когда Наполеон им указывал, что Англия и Россия никогда не согласятся на то, чтобы император возместил свои потери за счет древней Венеции, что требовать вести переговоры только вместе с этими государствами – значит стремиться еще раз попытать счастья на войне. Министр Тугут прислал новые инструкции.
Он отказался от Бернского конгресса и согласился на сепаратные переговоры. Конференция открылась в Удине 1 июля. Генерал Кларк один представлял там Францию. Наполеон заявил, что он станет присутствовать там только тогда, когда из протоколов будет видно, что австрийские представители искренно желают мира и имеют
Там он пробыл июль и август. Австрийцы выжидали исхода кризиса, потрясавшего Францию: эти два месяца прошли в бесплодных переговорах. День 18 фрюктидора расстроил надежды Австрии. Граф Кобенцль спешно прибыл в Удине с полномочиями императора, полным доверием которого он пользовался. Маркиз Галло, граф Мервельдт и барон Дегельманн принимали участие в совещаниях, но, по сути дела, только лишь для проформы.
Наполеон отправился в Пассарьяно. Кларк был отозван, и Наполеон оказался единственным уполномоченным со стороны Франции. 27 сентября начались переговоры с графом Кобенцлем. Совещания проходили попеременно то в Удине, то в Пассарьяно. Четыре австрийских уполномоченных размещались с одной стороны прямоугольного стола.
Секретари конференции сидели по бокам его, а с другой стороны стола находился французский уполномоченный. Когда совещания происходили в Пассарьяно, обедали у Наполеона. Когда они велись в Удине, обедали у графа Кобенцля. Пассарьяно – прелестная дача, расположенная на левом берегу Тальяменто, в четырех лье от Удине и в трех лье от развалин Аквилеи.
На первом же заседании граф Кобенцль отказался от всего, о чем говорили его коллеги в течение четырех месяцев. Он выдвинул сумасбродные притязания. Приходилось начинать снова круг болтовни, которая велась уже с мая. Система, которой приходилось придерживаться с таким уполномоченным, была указана им самим: нужно было делать столько же шагов в сторону от золотой середины, сколько делал он сам.
Граф Кобенцль был родом из Брюсселя, был очень любезным в обществе, изысканно вежливым, но в делах человеком жестким и тяжелым. Его аргументации недоставало определенности и точности; чувствуя этот недостаток, он думал восполнить его повышением голоса и повелительными жестами.
Маркиз Галло, неаполитанский посланник в Вене, был в одинаковой милости у неаполитанской королевы и императрицы. Он был по характеру вкрадчивым и гибким, но прямодушным.
Граф Мервельдт, полковник уланского полка, был выдвинут министром Тугутом и пользовался его доверием.
Барон Дегельманн был кабинетным работником, прямодушным и благожелательным.
С прибытием графа Кобенцля ход переговоров не позволял больше сомневаться в действительных намерениях Венского двора: он хотел мира. Он не заключил никаких новых соглашений ни с Россией, ни с Англией, и, коль скоро австрийские представители убедились бы, что они могут заключить договор на основаниях, установленных в Момбелло, мир был бы подписан, если бы Директория не изменила своей политики. После 18 фрюктидора она стала переоценивать свои силы.
Она считала возможным безнаказанно требовать от нации новых жертв. Она намекнула Наполеону, чтобы он прервал переговоры и начал военные действия, а в то же время вела с ним официальную переписку в духе инструкций 6 мая. Было ясно, что Директория желала войны, но всю ответственность за разрыв хотела возложить на человека, ведущего переговоры.
Когда она почувствовала, что этот ход не удается, и особенно когда сочла свою власть укрепившейся, ею был послан ультиматум в депеше от 29 сентября. Наполеон получил его 6 октября в Пассарьяно. Франция не хотела больше уступать императору ни Венеции, ни линии Адидже. Это было равносильно объявлению войны.
У Наполеона были установившиеся взгляды на степень повиновения, которое он должен был оказывать своему правительству в отношении военных действий. Он считал себя обязанным исполнять его приказания лишь постольку, поскольку они признавались им разумными и насколько успех казался возможным. Он полагал преступным приводить в исполнение вредный план и в подобном случае считал себя обязанным подать в отставку.
Именно так он поступил в 1796 году, когда Директория захотела отправить часть его армии в Неаполитанское королевство. У него не было столь же определенных взглядов в отношении степени повиновения, которое он должен был проявить в качестве уполномоченного.
Мог ли он отказаться от своей миссии в самый разгар переговоров или обречь их на неудачу исполнением инструкций, с которыми он был не согласен и которые равнялись объявлению войны? Но прежде всего он был в Пассарьяно главнокомандующим. Ему казалось нелепостью в качестве уполномоченного объявлять войну и в то же самое время подавать в отставку с поста главнокомандующего, чтобы не возобновлять военных действий во исполнение плана кампании, противоречащего его взглядам.
Министр иностранных дел вывел его из затруднения. В одной из своих депеш он сообщил ему, что Директория, посылая свой ультиматум, считала, что главнокомандующий будет иметь возможность заставить принять его силой оружия. Он долго размышлял над этим сообщением. Оно доказало ему, что в его руках судьба Франции: от решения, которое он изберет, зависело, быть войне или миру.
Он решил придерживаться инструкций от 6 мая и подписать мир на основах, выработанных в Момбелло, которые одобрены правительством до 18 фрюктидора.
Причинами, побудившими его к этому, были: 1) общий план кампании был порочен; 2) так как ультиматум был получен только 6 октября, то военные действия могли начаться лишь 15 ноября, когда французским войскам было бы трудно вступить в Германию, между тем как это время года было благоприятно для австрийцев в отношении сосредоточения значительных сил на равнинах Италии; 3) командование армией в Германии было вверено Ожеро, политические воззрения которого после событий 18 фрюктидора сделались экстремистскими; его штаб состоял большей частью из распропагандированных людей, опьяненных принципами 1793 года, и это являлось непреодолимым препятствием, делавшим невозможным достижение согласия, необходимого при операциях двух армий.
Наполеону хотелось, чтобы командование Рейнской армией, за отсутствием Моро, было вверено Дезе; 4) он требовал подкреплений в 12 000 человек пехоты и 4000 кавалерии, в которых ему отказали; у него же было только 50 000 бойцов, а он находился на 20 переходов ближе к Вене, чем Рейнские армии, имея перед собой три четверти австрийских сил, прикрывавших Вену со стороны Италии, тогда как армиям Самбро-Маасской и Рейнской противостоял только простой обсервационный корпус; 5) Директория в своем ослеплении заявляла депешей от 29 сентября, что она отказывается ратифицировать договор от 5 апреля о наступательном и оборонительном союзе с сардинским королем.