Путь к сердцу мужа
Шрифт:
— Нет, меня волнует, как она это все перенесла, ну я имею в виду ваше расставание, и что с ней сейчас. Как-то не очень хорошо, наверное, получилось. Вы ведь с ней были вместе долго?
— Не так уж и долго, во-первых, а во-вторых, мы с ней жениться не собирались, и она это знала. Так что, если ты переживаешь, что разбила ей жизнь или сердце, то ты ошибаешься. Она, наверное, уже нашла себе другого спонсора. Так что не переживай за нее.
— Ну, если ты так считаешь, тогда не буду, — не очень уверенно согласилась Лиза.
— Тебя, что, вправду,
— Да, — очень серьезно сказала она. — Я знаю, что на чужом несчастье счастья не построишь.
— Да ну, ерунда все это, — отмахнулся он. — Ты разве не знаешь, что в бизнесе постоянно кто-то кого-то разоряет, а потом даже очень счастливо живет и процветает. Так что выбрось это все из головы. Нельзя быть такой чувствительной.
— Хорошо, не буду, — послушно сказала Лиза, хотя далеко не была в этом уверена. Ее давно уже мучили мысли о Диане, хотя она и сама злилась на себя за них. Любая на ее месте торжествовала бы над соперницей, а ее не оставляло чувство вины и беспокойства. А вдруг Диане сейчас очень плохо?
Подумав, она решила, что лучше все-таки больше не напоминать ему о Диане. В конце концов, своя рубашка ближе к телу, кроме того, каждый ведь имеет право на счастье, и она тоже. А сейчас ей нужно подумать о том, что надеть, чтобы произвести впечатление на Диминого друга. Пожалуй, лучше всего подойдет бирюзовое платье с серебряной отделкой. Оно как раз под цвет ее глаз. Под него у нее есть такие же бирюзовые туфельки и серебряная сумочка. Хорошо, когда есть много красивых вещей. И хорошо, когда есть деньги покупать эти красивые вещи, потому-то в наше время никакая штора не поможет сделать красивое платье. И просто, но со вкусом, тоже не пройдет.
В квартире у Полонского она первым делом побежала под душ, а потом уселась наводить макияж перед зеркалом. Она настолько была поглощена мыслями о том, что ей нужно очаровать Диминого друга, что начисто забыла о самом Диме. Тот появился за ее спиной и ворчливо пожаловался, что вот он голодный, а ей и в голову не пришло сделать ему хотя бы какой-нибудь бутерброд.
— Ой, Димочка, — спохватилась Лиза, с ужасом вспомнив мамин наказ заботиться о нем и кормить его получше. — Извини, пожалуйста, я сейчас что-нибудь приготовлю.
— Да ладно, ладно, — смягчился Полонский, довольный ее виноватым видом. — Я пошутил. Я уже сделал себе бутерброд, могу, кстати, и тебе сделать.
— Ты что, я не могу, я не успею накраситься. Ой, а где же мой карандаш для нижних век, — заволновалась она. — Неужели забыла?
— Да у тебя же в руках черный карандаш, — засмеялся он.
— Это для верхних век, а мне еще нужен для нижних, — рассеянно сказала Лиза, лихорадочно роясь в косметичке. — А вот он, слава богу, нашла.
— А что, они должны быть разными?
— Ну, конечно, видишь он заточен совсем по-другому, лопаточкой.
— С ума сойти, — удивился он. — А нижние веки красить нужно обязательно?
— И ресницы тоже. Выразительность глаз зависит почти целиком от нижних век и ресниц. Хорошо
— Кстати о таинственности, — вдруг вспомнив о событиях этого дня, перебил он ее. — Надеюсь, это была уже твоя последняя тайна? Я имею в виду этого твоего мужа. — Лиза только вздохнула. — Эля, — насторожился Полонский, — ты почему молчишь? Ты хочешь сказать, что это еще не конец? Есть еще что-нибудь?
Лиза снова промолчала, не зная, что сказать. Тайн у нее было еще предостаточно, но как ему об этом сказать?
— Так, — теперь вздохнул он. — Я понял. А ну давай, колись, так ведь у вас говорят?
Лиза только кивнула с несчастным видом.
— Так, смотри мне прямо в глаза и рассказывай.
— Ни за что, — она упрямо мотнула головой.
— Но почему? Что там у тебя есть? Внебрачные дети? Сумасшедшие родственники? Ты отбывала срок в тюрьме?
— Дима, ты что, рехнулся? Такое придумываешь. Откуда у меня дети и сумасшедшие родственники? И за что я, по-твоему, могла сидеть в тюрьме?
— Тогда почему же ты все время что-то скрываешь? Или ты нарочно напускаешь на себя такую таинственность?
— Знаешь, Дима, — вдруг решительно сказала она. — Дай мне два месяца срока, а потом я тебе все расскажу. А может быть, даже и раньше, потому что мне уже самой это все надоело.
— Что тебе надоело? Я?
— Ты что, — испугалась Лиза. — Как ты мне можешь надоесть? Я же люблю тебя. Мне надоело скрывать это все от тебя.
— Эля, ты меня просто пугаешь, — уже всерьез заволновался он. — Что ты скрываешь от меня? Почему ты не можешь рассказать мне это все сейчас?
— Потому что ты тогда убьешь меня, — честно сказала она.
— Дай мне еще два месяца побыть счастливой.
— Не понял. Тебе нужно два месяца, перед тем, как подать на развод, и именно эти два месяца ты хочешь побыть счастливой. Знаешь, я уже вообще перестал что-либо понимать. Это что, все как-то связано между собой?
Она только молча кивнула, так как боялась, что расплачется. Глаза у нее уже предательски наполнились слезами.
Он с тревогой посмотрел на нее.
— Это и вправду все так серьезно?
Она снова молча кивнула. Жалость к себе захлестнула ее, и слезы покатились по щекам.
— Ну, что с тобой, девочка, — вздохнув, нежно сказал он ей.
— Ну, что там у тебя случилось?
Она только уткнулась ему в плечо и начала всхлипывать.
— Ну, хорошо, — примирительно сказал он. — Не надо мне сейчас ничего рассказывать. Я подожду эти два месяца, только не переживай так. Я уверен, что ничего такого страшного у тебя в прошлом нет. Все в порядке, я люблю тебя.
И тут Лиза не выдержала и зарыдала по-настоящему. Испуганный Полонский, проклиная себя за то, что начал этот разговор, растеряно гладил ее по голове, предлагал воду, целовал, но она никак не могла успокоиться. Наконец, когда он уже совсем пришел в отчаяние, она неожиданно замолчала и застыла в неподвижности.