Путь к сердцу мужчины

Муромцева Кира

А то, если я, вот сейчас, не испеку хоть что-то — взорвусь от праведного гнева!

Ишь ты! Не нравлюсь я ему! Чести мне моя настырность не делает! Он, можно сказать, счастье свое из рук выпускает и пинок ему под аппетитную пятую точку дает.

Счастье ведь разное бывает, даже такое взбалмошное, как я.

Выпавшую из-под косынки прядь волос, упрямо сдула со лба, при этом не переставая мешать в миске масло с сахаром.

Нет, разве нормально говорить такое девушке, которая ради тебя жизнью рисковала? Ну, оплошала — не спорю, только вот не повод это злиться и психовать. Я тоже, между прочим, умею

злиться. Еще как умею! Вот сейчас корж в духовку поставлю и как разозлюсь! Так разозлюсь, что крем для придуманного на скорую руку шедевра, будет кроваво-красного цвета, а не шоколадного, как планировала изначально. Я буду размазывать его по коржу и представлять, что это чья-то кровь! Да, да! Вот такая я кровожадная и мстительная.

— А какие ему нравятся? — вслух сказала я, остановившись и резко вскинув голову. Еще и прищурилась. Не добро так! Конечно, гусь-свинье не товарищ, и все такое…

Злость клокотала во мне, аки лава внутри проснувшегося вулкана. Я ведь к нему со всей душой, а он?! Одно знала точно: что бы там перед КПП Гоша не говорил, отступать я не намерена.

— Навязчивая, значит?! Маньяка изображаю?! Будет тебе маньяк! — бубнила я себе под нос.

Танечка, видя моё состояние, несколько раз заглядывала и тут же убегала от греха подальше. Хорошая у меня помощница, умная!

— Валечка, ты такая злая, шо я даже боюсь тебе шо-то сказать! Но не в правилах тети Розы бояться, — послышался голос Розы Львовны от двери и я еле сдержалась, чтобы не застонать в голос. Не даст, чую, мне семейка Петеньки, покоя! Только вроде одного выпроводила, платочком шелковым вслед помахала, так теперь Петина мама тут как тут. И если Петю пронимал уставший взгляд и слезливая просьба умчаться с горизонта, то Роза Львовна Зубило была на редкость предприимчивой и упрямой особой.

— Тетя Роза, какой замечательный сюрприз, — я оставила в покое бедное масло в миске, взбитое с сахаром до полного единения и повернулась к вошедшей женщине. Мельком посмотрела, чтобы в зеркальной дверце холодильника отражалось чистое лицо, без следов муки, заправила успевшую надоесть своим произволом прядь волос и стряхнула невидимые пылинки с фартука, еще и пригладив его, на всякий случай, ладошками.

— Петенька бережет меня от положительных эмоций, — тяжело вздохнула тетя Роза, вплывая в святая святых, — мою кухню. — Я себе знаю, а вы себе думайте шо хотите, но мальчик страдает.

— От чего же страдает мальчик? — поспешила отвернуться и, закатив глаза, подошла к электрическому чайнику. Ну, Валюша, держись. Пришла тяжелая артиллерия и будут делать тебе беременную голову, как говорит сама же тетя Роза. — Чай? Кофе?

— Кофу, милая, — Роза Львовна без малейшего стеснения пристроила свою крупногабаритную фигуру на стул и сложила ручки на животе, не выпуская маленький ридикюль. — Так ты знаешь, шо я пришла?

— Тетя Роза, я Вас люблю и уважаю просто безмерно, — выдохнула я, про себя добавив:

«Когда вы далеко от меня и не трепете нервы», и вслух продолжила: — Но это не повод выходить замуж за Вашего Петю.

— Чем таки не повод? — удивилась тетя Роза, удивленно вскинув свои нарисованные, синим карандашом, брови. — Валечка, я знаю, шо мой сына таки не очень галантный кавАлер, но он очень хороший мальчик. Не пьет, не бьет, зарплату носит. То шо хиленький, так в

детстве болел свинкой, корью, ветрянкой…

— Роза Львовна, у меня уже есть жених.

— Хто? От тот на дорогом джипе? Таки бросит он тебя, Валентина, помяни слово тети Розы. Тетя Роза любит тебя, як дочу свою, а ты тете Розе нервы делаешь.

— Роза Львовна! — возмутилась я и упрямо выпятила подбородок, скрестив руки на груди. — Нет!

— Почему нет, когда да? — хитро усмехнулась старая кошелка и покачала головой. — Вот бросит и хде ты будешь? К тете Розе придешь. Тетя Роза подождет. Она умеет ждать.

— Кофе готов, — говорить что-то еще было бесполезно, потому, пока Зубило Роза Львовна произносила сию пламенную речь, я сделала требуемый напиток и поставила чашку перед женщиной.

— Я с вас смеюсь, Валюша. И сама пей свой кофий. А я пойду, Петеньке котлетки пожарю, да вспоминать буду, кака невестка была хорошая, пока хахаля на джипе не встретила, — Роза Львовна с небывалой для своего веса прытью вскочила со стула и направилась на выход, пытаясь покачивать бедрами и огибать углы. Ты гляди, даже не возмутилась, что с такой шикарной фигурой, как у нее, ей негде пройти.

Когда за мамой Петеньки, наконец, закрылась дверь я спокойно выдохнула и, тыльной стороной ладони вытерла выступивший пот со лба.

Вот что меня больше всего удивляло в Розе Львовне, так это умение пользоваться своими корнями, в свою же выгоду. А ведь она прекрасно разговаривает на литературном языке, цитирует Бродского, Ахматову, любит балет «Лебединое озеро» и ходит в театры, но только в кругах абсолютно незнакомых людей. Со своими же, тетя Роза была такой, как видела ее сегодня я. И меня ужасно напрягало, что до сих пор Роза Львовна считала меня своей. Кошмар, как напрягало. Потому что, Петина мама была моей более старой версией и если чего-то хотела-добивалась. Возможно, потому так зацепилась за идею женить единственного и неповторимого сыночка на мне. Только вот моё мнение спросить как-то забыла.

Я устало опустилась на стул и волком глянула на все еще дожидавшуюся меня миску с маслом. Как-то и злость ушла и печь перехотелось.

Убрала миску в холодильник, сняла фартук и косынку, повесив униформу в шкаф, крикнула Танюше, чтобы не задерживалась, и пошла в свою пустую одинокую квартиру. Хотелось спать, а еще пожалеть себя, на судьбинушку поплакаться хоть кому-то. Однако, приняв душ, легла в кровать, и как только голова коснулась подушки — выключилась. Завтра меня ждал тяжелый день. Завтра я открываю новый сезон охоты на Георгия, и на этот раз «живым» ему уйти не удастся. Я надеюсь…

***

На КПП, светя унылой физиономией, обнаружился Илюша. Парень скучал, работать не хотел, и всем своим видом показывал, как он хочет спать и домой. Правда, ровно до тех пор, пока на пороге не появилась я.

— Валентина, — как-то слишком обреченно произнес он.

— Сергеевна, — поспешила добавить и, улыбаясь, возвестила: — Это я.

— Пироженку хочешь? А Серов на месте? А командир где? А ты любишь пироженки с заварным или белковым кремом?

— Стоп! — истерично взвизгнул он, аж на стуле подпрыгнув. Так-с, из себя вывела, осталось информацию выведать. Он же теперь, чтобы меня больше никогда не видеть что угодно скажет. Только вот «никогда» я обеспечить никак не могла.