Путь Кассандры, или Приключения с макаронами
Шрифт:
Неделю мы говорили просто о жизни. Я рассказала Мире, как найти мою бабушку, и попросила ее сказать ей, что я жива и здорова, но без особой необходимости не говорить, где именно я живу и здравствую… А через неделю однажды утром Мира сказала мне одними глазами: «Пора!». Выждав, когда по новостям показывали сцены счастливой народной жизни и в том числе ломящиеся от продуктов склады еды в жилых домах, я грохнула кулаком но новенькому персонику и завопила на весь цех: «Хочу нормальной еды! Хочу хлеба, хочу мяса, хочу макарон! С томатным соусом! Хочу нормальной еды!» Меня шарахнуло током. Ко мне сразу бросилось несколько «ос», которые схватили под руки, даже не цепляя цепочки к моему носу,
И потекли недели каторжной жизни в одиночестве. Я медленно продвигалась к центру конвейера и старалась не думать о Мире и ни на что не надеяться, чтобы потом не было стресса. Зато я вспоминала все наши с ней беседы, старалась припомнить все, что она рассказывала о себе, чтобы сохранить хотя бы память о ней.
Теперь уже я жила только молитвой. Вскоре и воспоминания о Мире отодвинулись в такую даль, что стали в один ряд с мыслями о бабушке, о монахинях, о Леонардо. По конвейеру мимо меня ползли и уползали в вечность минуты, часы, дни и недели. Дни казались такими долгими, долгими, а жизнь – такой короткой…
И вот однажды во время обеденного перерыва на табло появилась надпись: «Трудовая пчела Лия Лехтман, встать!» Я поглядела направо и налево – эта надпись была на всех табло. И тогда я встала.
Не было никаких допросов, никакого оформления документов – со мной вообще никто ни о чем не разговаривал. «Осы» вывели меня из цеха и передали клонам. Зима давно кончилась, нигде не было ни пятнышка снега, но мне все равно было очень холодно в пластиковом костюме «пчелы», а глаза ломило от дневного света. Два клона затащили меня в вертолет, который только что доставил на остров очередной этап, и запихнули в железную клетку. Повторился весь этапный путь, только в другую сторону. Да еще я была одна и на мне не было теплого платка. Чей же на мне был платок во время первого этапа?… Бабушкин?… Мирин?… Он был такой теплый-теплый…
Я не знала, куда меня привезли, но когда меня спустили на землю из кабины вертолета, я сразу взмокла от жары. Разница в температуре показалась мне огромной по сравнению с той, к которой я привыкла на Белом. Удивительно, но от тепла и солнца мне стало плохо: закружилась голова, затошнило. А ведь еще совсем недавно казалось, что нет на свете ничего дороже солнечного тепла и света! Вместо клонов ко мне подошли два экологиста и о чем-то спросили. От их громких голосов у меня зазвенело в ушах, а слов я так и не разобрала. Я только молча смотрела на них и щурила глаза от невыносимо яркого света. Тогда экологисты взяли меня под руки и повели мимо каких-то зданий, похожих на склады. Потом был высокий забор и железные ворота, закрытые. Возле ворот стояла каменная будка. Мы вошли в нее через узкую железную дверь. Потом передо мной открылась вторая дверь, и я увидела дорогу, а на другой ее стороне – дерево и зеленую траву под ним. Я постояла и пошла к дереву. Никто меня не задерживал. Я только услышала, как за моей спиной с лязгом захлопнулась железная дверь.
Я медленно, покачиваясь, перешла дорогу, села под деревом на траву и погладила ее рукой. Трава была настоящая и пахла травой. Под деревом было не так жарко. Оно было большое и доброе. Я легла на зеленую траву и уснула.
Когда спустя какое-то время я проснулась, уже стало смеркаться. Я села, прислонясь спиной к еще теплому стволу, и стала оглядываться. Передо мной в обе стороны уходила широкая пустая дорога. На другой стороне ее стоял длинный высокий забор с воротами и будкой. Возле будки был железный навес, под ним стояла скамейка, а на скамейке какой-то человек сидел, положив руки на спинку и опустив на них голову. Чуть подальше на краю дороги стояла большая зеленая машина. Она показалась мне смутно знакомой. Я встала и медленно, пошатываясь, побрела через дорогу.
Я долго стояла над спящим человеком и все не решалась заговорить: я думала, что у меня это не получится. Наконец я кашлянула и сказала:
– Леонардо… Что ты тут делаешь, мио Леонардо?
– Тебя жду, кара Сандра, – ответил он, не поднимая головы. Я подошла еще ближе и тронула его за плечо.
– Проснись, Леонардо. Я уже пришла.
Леонардо опомнился, вскочил со скамейки, подхватил меня на руки и побежал к джипу.
– Кара Сандра! Моя Сандра! Едем домой! Я не хочу ни одной лишней минуты быть здесь! Я им не верю! – шептал он на бегу. – Скорей, скорей прочь отсюда!
Он шептал эти слова мне на ухо, а мне казалось, что он кричит так громко, что его слова слышны на много километров вокруг: я совсем отвыкла от живой человеческой речи.
Леонардо посадил меня на пассажирское сиденье и пристегнул ремнем. Потом он обежал джип, запрыгнул в кабину и сразу рванул с места.
– Кара Сандра… кара Сандра… кара Сандра… – бормотал он, как помешанный, но машину вел быстро и уверенно. А меня от езды трясло, и я стала сползать из-под ремня на пол кабины, потому что сиденье было неудобное, не такое, как за конвейером. Голова не держалась на шее, а пристроить ее было некуда. – Сандра, любовь моя, потерпи немного! Дай только отъехать от них подальше, и я все сделаю, чтобы тебе было удобно и хорошо. Потерпи, бедная моя!
Я терпела. Я только говорить не могла, а мне так хотелось его успокоить.
Потом машина остановилась. Леонардо вышел и начал возиться в салоне.
– Кара Сандра, что ты хочешь сначала – есть, пить или спать? Может быть, тебе надо в туалет?
– Вечерняя оправка еще не скоро… Я хочу… Я хочу яблоко и бабушку! И спать под одеялом. Чтобы было тепло-тепло…
– Давай-ка сначала переоденемся: в этом пластике ты никогда не согреешься.
– Я устала и хочу спать.
– А бабушкин костюм наденешь? Шелковый!
Я кивнула. Леонардо помог мне переодеться в бабушкин дорожный зеленый костюм – такой ласковый-ласковый на ощупь! Потом он перенес меня в салон джипа и засунул в теплый спальный мешок. Я хотела сразу уснуть, но он приподнял меня за плечи и заставил выпить что-то прохладное, кислое и сладкое. Я сделала несколько глотков и больше не смогла. Тогда он накрыл меня поверх мешка еще чем-то теплым, подоткнул с краев, а в руки мне дал большое яблоко. Потом он снова сел за руль, и мы поехали дальше.
Меня уже больше не трясло. Было уютно и тепло. Яблоко было такое крепкое, что я не смогла откусить ни кусочка – зубы у меня шатались в деснах. Но зато его можно было нюхать. Оно пахло садом, бабушкой, жизнью… Яблоком оно пахло.
Глава 17
Мы ехали и ехали, а я все спала и спала. Стоило мне проснуться и тихонько позвать Леонардо, он сейчас же оборачивался на мой тихий зов, останавливал машину и шел ко мне. Он разговаривал со мной, хотя я почти не отвечала, кормил и поил меня, выносил на руках из машины, чтобы я могла освободить мочевой пузырь и кишечник, я делала это прямо у него на руках, как ребенок. И все эти нехитрые действия отнимали у меня так много сил, что как только он укладывал меня в машину, я тут же снова засыпала. Спала я без снов, только молилась во сне.