Путь кинжалов
Шрифт:
По склону холма поднимался возвращавшийся патруль: пятьдесят тарабонских копейщиков в кирасах, расписанных красными и зелеными полосами, и кольчужных вуалях, скрывавших их густые усы. В седле они держались неплохо и даже сражались недурно, но лишь когда их возглавляли настоящие командиры. Вдесятеро больше тарабонцев располагались сейчас у костров, ухаживали за лошадьми или несли караулы, не говоря уж о еще трех пока не вернувшихся патрулях. Прежде Бакуун и представить себе не мог, что под его командованием окажется отряд, более чем наполовину состоящий из потомков воров, причем ничуть этого не стыдившихся. Любому из них ничего не
Покачав головой, Бакуун направился к большой – больше его собственной – того требовала необходимость, – палатке сул’дам. Четыре женщины в темно-голубых платьях со вставками в виде разветвленных молний на юбках сидели снаружи на складных скамеечках, наслаждаясь погожим днем: в последнее время перерывы между бурями и грозами случались нечасто. Одна из сул’дам, решительного вида женщина по имени Нерит, поглаживала по голове сидевшую у ее ног светловолосую дамани в сером платье и о чем-то с ней говорила. Остальные сул’дам негромко посмеивались и тоже роняли какие-то словечки. Серебристый браслет ай’дам лежал на земле. Бакуун кисло хмыкнул. Дома у него был волкодав, он любил пса и вполне мог сказать ему пару слов, но никак не собирался беседовать со своим Хватом.
– С ней все в порядке? – спросил Бакуун у Нерит, не в первый раз. Возможно, в десятый. – Все хорошо?
Дамани умолкла и опустила взгляд.
– Она вполне здорова, Капитан Бакуун, – отозвалась Нерит тоном, почтительным ровно настолько, насколько того требовала дисциплина. И ни на волосок больше. При этом она продолжала успокаивающе поглаживать дамани. – Имело место маленькое расстройство. Пустяк, и теперь уже все в порядке. Вам не о чем беспокоиться.
Дамани дрожала.
Бакуун снова хмыкнул. Примерно такие же ответы он получал и прежде. Однако в Эбу Дар что-то случилось, и не только с этой дамани. Все сул’дам позакрывали рты, как моллюски – створки раковин, а Высокородные, само собой, никогда не сказали бы ничего человеку его положения, но никому не в силах помешать слухам. Поговаривали, будто все дамани – все до единой! – то ли больны, то ли не в себе. О Свет, кто прежде слыхал, чтобы, когда город привели к покорности, над ним, в честь победы, не зажглись бы Небесные Огни?
– Ну, надеюсь, она... – начал Бакуун и осекся, приметив подлетавшего с востока ракена. Мощными взмахами кожистых крыльев ящер взлетел над холмом, а затем неожиданно резко снизился, развернулся в воздухе так, что кончик одного крыла смотрел почти вниз, а другого вверх, и проделал над лагерем быстрый круг. Узкий красный вымпел полетел вниз, увлекаемый тяжестью свинцового шара.
Бакуун проглотил проклятие. Летуны всегда любили показуху, но если, сбрасывая свое донесение, эта парочка поранила кого-то из его людей, он сдерет
Падая, вымпел вытянулся, став прямым как стрела. Свинцовый груз ударился о землю и подпрыгнул, упав на гребень поблизости от высокого, тонкого шеста для посланий. Он стоял вертикально и когда никаких посланий на нем не было: стоило положить шест на землю, как кто-нибудь непременно его ломал – к примеру, лошадь нечаянно наступала копытом.
Бакуун зашагал к своей палатке, где его, с перепачканным вымпелом и трубочкой для свитков в руках, уже дожидался Первый Лейтенант Тирас: костлявый, с реденькой бороденкой на кончике подбородка, ростом на добрую голову выше своего командира.
Извлеченное из тонкой металлической трубки донесение, написанное на еще более тонкой, полупрозрачной бумаге, оказалось кратким. Что и не диво: Бакууну – благодарение Свету и Императрице, да живет и славится она вечно! – никогда не доводилось летать ни на ракенах, ни на то’ракенах, однако он подозревал, что писать на лету, сидя в седле, прикрепленном к спине крылатого ящера, не слишком удобно.
Прочитанное заставило Бакууна поспешно откинуть крышку походного столика и самого взяться за перо.
– Войско, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Тираса, – в десяти милях к востоку отсюда. Их раз в пять-шесть больше, чем нас. – Конечно, порой летуны преувеличивали, но все-таки знали в преувеличениях меру. Так каким же образом столь многочисленная армия смогла перебраться через горы, оставшись никем не замеченной? Бакуун видел береговую линию и твердо знал, что, прежде чем пытаться там высадиться, не помешает заказать по себе погребальную молитву. Испепели его Свет, а ведь эти летуны похвалялись, будто не проглядят и муху! – Нет никаких оснований думать, будто они знают о нашем присутствии, однако я не стал бы возражать против подкрепления.
Тирас рассмеялся.
– Да будь их хоть вдесятеро больше нас, мы сметем их с помощью дамани.
Единственным недостатком этого, в остальном превосходного, солдата являлась излишняя самонадеянность.
– А если с ними несколько Айз Седай? – негромко вымолвил Бакуун, слегка запнувшись перед внушавшим отвращение словом. Он засунул доклад летуна в пенал-трубку вместе со своим кратким посланием. Ему до сих пор не верилось, что кто-то может оставлять таких женщин на свободе.
Выражение лица Тираса показало – он тоже припомнил рассказы об оружии Айз Седай. В следующий миг Первый Лейтенант уже бежал к шесту, и красный вымпел реял позади него.
Очень скоро вымпел развевался в пятнадцати шагах над Гребнем, на верхушке шеста, вместе с закрепленной трубочкой с посланием. Ракен, неподвижно раскинув крылья, пошел на снижение. Неожиданно один из летунов, резко соскользнув с седла, завис прямо под когтями ящера. Вниз головой! У Бакууна скрутило желудок, но рука женщины-летуна уже ухватилась за вымпел. Шест согнулся, потом спружинил, выпрямился и задрожал: трубочка с посланием была вырвана из зажима. Женщина ловко вскарабкалась на спину ракена, который медленными кругами набирал высоту.