Путь кинжалов

Джордан Роберт

Делана, единственная из Восседающих, не имела Стража и, возможно, поэтому взяла с собой Халиму, ехавшую на резвой белой кобыле. Женщины держались колено к колену, и порой Делана склонялась к Халиме, шепча ей что-то на ухо, хотя та выглядела слишком возбужденной, чтобы слушать. Халима числилась при Делане писцом, но многие считали, что величавая светловолосая Айз Седай по-особому привязана к деревенской простушке с волосами цвета воронова крыла и относится к ней чуть ли не как к подруге. Эгвейн случалось видеть неуверенный, неустоявшийся почерк Халимы – так могла бы писать девочка, едва научившаяся выводить буквы. Сегодня Халима пышностью наряда не уступала ни одной из сестер, да и украшений

надела не меньше Деланы, которая, скорее всего, и предоставила ей эти драгоценности. Когда случайный порыв ветра распахнул плащ, выставляя напоказ богатые броши и ожерелья, Халима засмеялась и помедлила перед тем, как закутаться снова, давая понять, что холод донимает ее не больше, чем любую из Айз Седай.

В кои-то веки Эгвейн порадовалась тому, что ее задарили нарядами – это позволило Амерлин превзойти великолепием Восседающих. Подбитый горностаем плащ был недавним подарком Романды, а ожерелье и серьги – прекрасное сочетание изумрудов с белыми опалами – преподнесла Лилейн. Лунные камни, красовавшиеся в волосах, подарила Джания. В этот день Амерлин надлежало выглядеть блистательно. Даже Суан нарядилась хоть сейчас на бал – синий бархат, кремовые кружева, а множество низок превосходного жемчуга украшали шею и прическу.

Романда и Лилейн, возглавлявшие Восседающих, ехали позади знаменосца, так близко, что он частенько нервно оглядывался через плечо и невольно пришпоривал коня, едва не догоняя Эгвейн. Той удалось заставить себя за все время пути оглянуться не более одного-двух раз, но она чувствовала, как взгляды Романды и Лилейн сверлят ей спину. Обе Восседающие желали видеть юную Амерлин связанной по рукам и ногам, но каждая хотела связать ее своими веревками. О Свет, только бы все не сорвалось! Только бы не сорвалось!

Заснеженная местность выглядела пустынной – помимо всадников, окрест почти не появлялось живых существ. Отчетливо различимый на фоне холодного голубого неба ястреб, широко раскинув крылья, покружил над колонной и улетел на восток. Дважды Эгвейн замечала шнырявших среди сугробов чернохвостых лисиц, все еще в летнем меху, а один раз углядела оленя с могучими ветвистыми рогами, метнувшегося прочь и исчезнувшего среди деревьев, как призрак. Заяц, выскочивший прямо из-под копыт Белы, заставил мохнатую лошадку встряхнуть головой, отчего Суан качнулась и вцепилась в поводья, словно испугавшись, как бы кобыла не понесла. Бела, разумеется, только укоризненно фыркнула и спокойно побрела дальше – напугать ее было труднее, чем рослого чалого мерина Эгвейн.

Суан что-то сердито пробормотала вслед убегавшему зайцу и далеко не сразу ослабила хватку на узде. Она терпеть не могла ездить верхом и при любой возможности старалась устроиться в фургоне, но нынче казалась раздраженной сверх обычного. Почему – гадать не приходилось, достаточно посмотреть, какими яростными взглядами она одаривала лорда Брина. Который если и замечал эти взгляды, то не подавал и виду. Единственный из всех, он не стал наряжаться по-праздничному, оставшись в походной одежде и помятых боевых доспехах. Неколебимый утес, выветренный, но способный выдержать любую бурю. Эгвейн почему-то была довольна, что его так и не удалось уговорить одеться под стать прочим. Им действительно требовалось произвести впечатление, но облик Гарета Брина вполне соответствовал этой цели и без ненужных ухищрений.

– Прекрасное утро для прогулки верхом, – промолвила через какое-то время Шириам. – Ничто так не освежает голову, как поездка по морозцу. – Слова, прозвучавшие довольно громко, сопровождались красноречивым взглядом, обращенным в сторону Суан.

Та смолчала, потому как едва ли решилась бы затевать перепалку на глазах у всех, но одарила Шириам взглядом,

явно не сулившим той ничего хорошего. Настолько выразительным, что рыжеволосая женщина чуть не вздрогнула и резко отвернулась. Ее серая в яблоках кобыла Крыло прогарцевала несколько шагов, прежде чем всадница придержала лошадь, пожалуй, чересчур твердой рукой. Шириам не испытывала благодарности к бывшей Амерлин, в свое время обременившей ее должностью Наставницы Послушниц, и считала Суан виновной во многих бедах. С того времени как Шириам принесла клятву верности, Эгвейн не могла поставить ей в укор ничего, кроме этой неприязни. Хранительница Летописей полагала, что ей, в отличие от прочих поклявшихся сестер, не пристало получать указания от Суан, но Эгвейн понимала, куда способно завести подобное послабление. Суан, со своей стороны, настаивала на необходимости лично руководить Шириам, и Эгвейн не хотела ей отказывать, принимая во внимание уязвленную гордость некогда могущественной правительницы.

Сейчас Эгвейн испытывала только одно желание – ехать побыстрее. Суан опять принялась ворчать, а Шириам, судя по ее виду, силилась придумать новую колкость, такую, чтобы по форме к ней невозможно было придраться. Все эти взгляды и гримасы до крайности раздражали – через некоторое время досаду стало вызывать даже непоколебимое спокойствие Брина. Эгвейн поймала себя на попытке подобрать слова, способные вывести его из равновесия. Правда, к сожалению, – а может, и к счастью, – она не очень-то верила, что такие слова найдутся. А вот сама начинала побаиваться, как бы затянувшееся ожидание не заставило ее лопнуть от жгучего нетерпения.

Время тянулось томительно медленно, но миля за милей оставались позади, и наконец, уже ближе к полудню, один из скакавших впереди всадников обернулся и поднял руку. Брин торопливо извинился перед Эгвейн и галопом помчался к нему. Могучему гнедому мерину по кличке Путник пришлось буквально пробивать себе путь через сугробы, однако очень скоро полководец догнал передовой отряд, обменялся с воинами несколькими словами и остановился, поджидая Эгвейн.

Как только Эгвейн поравнялась с ним, Романда и Лилейн пришпорили своих лошадей и тоже оказались рядом. Юную Амерлин обе Восседающие не удостоили вниманием, а вот на Брина взирали с холодной суровостью, повергавшей в растерянность многих мужчин, которым случалось повстречаться с Айз Седай. Правда, такими же взглядами они обменивались друг с другом, кажется, даже не понимая, что делают. Эгвейн хотелось, чтобы и та, и другая испытывали волнение, пусть даже вполовину меньшее, чем она сама. Ее бы устроило и это.

Исполненные ледяной суровости взоры омывали Брина, скатываясь с него, словно дождь со скалы. Он слегка поклонился Восседающим, но обратился к Эгвейн:

– Они уже прибыли, Мать. – Чего и следовало ожидать. – С ними почти столько же людей, сколько у нас, но все солдаты остались на северном берегу озера. Я велел разведчикам удостовериться, что никто не пошел в обход, но, думаю, этого опасаться не стоит.

– Будем надеяться, вы правы, – едко произнесла Романда, а Лилейн, еще более холодно и язвительно, добавила:

– В последнее время ваши суждения стали чересчур поспешными, лорд Брин. Во всем нужна осмотрительность.

– Как скажете, Айз Седай. – Брин еще раз поклонился, продолжая смотреть на Эгвейн. Такая приверженность Амерлин могла по меньшей мере обеспокоить Совет. Если только Совету неведома истинная мера этой приверженности, которой, впрочем, не знала и сама Эгвейн. – Еще одно, Мать, – продолжил он. – Талманес тоже там, у озера. На восточном берегу, с сотней людей из своего отряда. Их недостаточно, чтобы причинить нам беспокойство, даже возникни у него такое желание.