Путь мирного воина(Путь миролюбивого воина)
Шрифт:
Я встал. «Спасибо, что уделили мне время, доктор. Мне стало намного лучше. Я лишь хотел взглянуть, как живет лучшая половина человечества. Убедился, что превосходно».
Он принялся что-то говорить, подыскивая «нужные» слова, но я уже вышел и отправился домой, где просто лег спать. На тот момент, сон оказался лучшей альтернативой.
Тем же вечером, я притащился на заправку. Джой там не было. Часть меня испытала крайнее разочарование: я так хотел еще раз взглянуть в ее глаза, подержать ее за руки; другая часть меня вздохнула с облегчением. Снова, один
Когда я присел, он ничего не сказал о моем отсутствии, только: «Ты выглядишь устало и подавлено». Он произнес это без намека на жалость. Слезы наполнили мои глаза.
«Да, я подавлен. Я пришел попрощаться. Это – мой долг уважения тебе. Я застрял посередине пути и больше не могу выносить этого. Я не хочу жить».
«Ты ошибаешься насчет двух вещей, Дэн». Он подошел и присел рядом со мной на диван. «Во-первых, ты еще не посередине пути, и близко нет. Но ты очень близко к концу тоннеля. А во-вторых, – сказал он, протягивая руку к моему виску, – ты не собираешься убивать себя».
Я уставился на него. «Кто это сказал?» Внезапно я осознал, что мы уже не в офисе. Мы сидели в комнате какого-то дешевого отеля. Ошибки быть не могло: запах пыли, тонкие, серые ковры, две узенькие кровати и маленькое зеркало с трещиной.
«Что происходит?» На какое-то мгновение в мой голос вернулась жизнь. Эти путешествия всегда были потрясением для моего миропонимания. Я почувствовал прилив энергии.
«В это самое мгновение здесь происходит попытка самоубийства. Только ты можешь его остановить».
«А я и не пытаюсь покончить с собой прямо сейчас» – сказал я.
«Не ты, дурень. Там за окном, на карнизе, стоит молодой человек,. Он учится в Университете Южной Калифорнии. Его зовут Дональд. Он – футболист и старшекурсник философского отделения. Это его последний учебный год в университете. Он не хочет жить. Вперед». Сократ жестом указал на окно.
«Сократ, я не могу».
«Тогда он погибнет».
Я выглянул из окна и увидал, на расстоянии пятнадцати этажей внизу, крохотные фигурки людей, смотрящих вверх с центральных улиц Лос-Анджелеса. Повернув голову, я увидел в десяти футах от окна светловолосого парня в коричневых джинсах «Levis» и футболке. Он стоял на карнизе и смотрел вниз. Он готовился прыгнуть.
Не желая его спугнуть, я тихо позвал. Он не услыхал меня. Я позвал снова. «Дональд».
Он резко дернул головой и почти упал. «Не подходи ко мне!» – предупредил он. Потом: «Откуда ты знаешь мое имя?»
«Один мой друг знает тебя, Дональд. Можно мне тоже присесть на карниз и поговорить с тобой? Я не буду приближаться».
«Нет. Никаких слов» – его лицо и голос уже почти утратили жизнь.
«Дон? Люди зовут тебя Дон?»
«Да» – машинально ответил он.
«Ладно, Дон. Это ведь твоя жизнь. Как бы там ни было, в мире 99 процентов людей убивают сами себя».
«Что, черт подери, ты хочешь этим сказать?» – в его голосе забрезжил луч жизни. Он стал хвататься за карниз крепче.
«Я скажу тебе. Образ жизни многих людей, убивает их, не правда ли, Дон? Они могут потратить на это тридцать-сорок лет курения, выпивки, переедания или нервного напряжения, но, все равно, они убивают себя.
Я подвинулся на несколько футов ближе. Слова нужно было подбирать очень осторожно. «Дон, меня зовут Дэн. Жалко, что у нас не было возможности пообщаться раньше; у нас много общего. Я тоже спортсмен, в Университете Беркли».
«Ну…» – он внезапно смолк и начал трястись.
«Послушай, Дон, мне становится страшновато сидеть здесь на карнизе. Сейчас я встану, чтобы мне было за что ухватиться». Я медленно поднялся. Меня самого пробивала мелкая дрожь. «Господи Иисусе, – подумал я, что я делаю, здесь, на этом карнизе?»
Я говорил тихо, пытаясь навести мосты взаимопонимания между нами. «Дон, я слышал, сегодня должен быть красивый закат; ветер Санта Ана должен принести сюда немного штормовых облаков. Ты уверен, что тебе больше не захочется посмотреть на закат или рассвет? Ты уверен, что тебе не захочется снова сходить в горы?»
«Я никогда не ходил в горы».
«Ты себе не представляешь, Дон. Там наверху все чисто – воздух, вода. Повсюду запах хвои. Может, сходим в горы вместе? Что скажешь? Черт, если ты хочешь покончить с собой, ты всегда можешь сделать это, по крайней мере, после похода в горы».
Вот теперь, я сказал все что мог. Сейчас решать ему. Чем больше я говорил, тем больше мне хотелось, чтобы он выжил.
«Хватит! – сказал он, – Я хочу умереть… сейчас».
Я сдался. «Хорошо, – сказал я, – Я прыгаю с тобой. Я уже повидал эти чертовы горы».
Он впервые посмотрел на меня. «Ты это серьезно, да?»
«Да, я серьезно. Кто первый ты, или я?»
«Но, – произнес он, – Зачем тебе умирать? Это безумие. Ты выглядишь таким здоровым – у тебя, наверняка, есть много причин, чтобы жить».
«Слушай, – сказал я, – Мне неизвестно о твоих неприятностях, но по сравнению с моими, они просто теряются. Тебе даже близко не понять моих проблем. Я все сказал».
Я глянул вниз. Это будет так просто: только наклонись, все остальное доделает гравитация. Хотя бы раз, я докажу этому старикашке Сократу, что он не прав. Я мог бы оттолкнуться с криком: «Ты ошибался, старый ублюдок!» и отправиться в свой последний полет до тех пор, пока, с хрустом, мои кости и органы не расплющатся об асфальт, навсегда избавляя меня от возможности смотреть на закаты.
«Погоди!» Это был Дон. Он протягивал мне руку. Секунду я колебался, потом схватился за его руку. Когда я посмотрел ему в глаза, лицо Дона стало меняться. Оно сузилось. Волосы потемнели, его тело уменьшилось. Я стоял и смотрел сам на себя. Потом отражение исчезло, и я остался один.
Испугавшись, я сделал шаг назад и поскользнулся. Я падал кувырком, переворачиваясь снова и снова. Своим внутренним глазом, я видел черный капюшон смерти, которая, оскалившись, поджидала меня внизу. Я слышал голос Сократа, кричащий откуда-то сверху: «Десятый этаж – нижнее белье, постельное белье, восьмой этаж – хозтовары, камеры».