Путь мирного воина(Путь миролюбивого воина)
Шрифт:
Я с ревом мчался сквозь сумерки; мимо мелькали уличные огни, по мере моего приближения к Седьмой и Западной. Я уже был готов проехать через перекресток, как вдруг, прямо впереди я заметил белый бьюик, со включенным сигналом левого поворота. Я притормозил – наверное, именно эта предосторожность и спасла мне жизнь.
Как только я въехал на перекресток бьюик начал быстро поворачивать влево, прямо передо мной. Еще несколько мгновений, тело, с которым я был рожден, по-прежнему оставалось одним целым.
Времени вполне хватило, чтобы подумать, но не для того, чтобы действовать. «Влево!» – закричал мой
Должно быть, я потерял и вновь обрел сознание сразу после того, как кувырком перелетел через машину и слету ударился о бетон дороги. Мгновение благословенного непонимания и пришла боль, словно обжигающие, докрасна раскаленные тиски, сжимающие и перемалывающие мою ногу до тех пор, когда я уже не мог терпеть и закричал. Я ждал, хотел, чтобы она прекратилась; я молился о бесчувствии. Далекие голоса: «…я его просто не видел…» «…телефон родителей…» «не волнуйся, они скоро приедут».
Потом я услышал далекую сирену, чьи-то руки сняли с меня шлем и уложили на носилки. Я посмотрел вниз и увидел обломок белой кости, торчавшей из-под разорванной кожи ботинка. Одновременно со звуком захлопывающейся дверцы скорой помощи, я вспомнил слова Сока: «…и тебя подвергнут жестким испытаниям перед тем, как закончится твое обучение».
Мне показалось, что прошло всего несколько секунд, а я уже лежал на рентгеновском столе в отделении неотложной помощи лос-анджелеской Ортопедической Больницы. Доктор жаловался на усталость. Мои родители стремглав ворвались в палату. Они выглядели очень бледными и очень постаревшими. Вот когда, реальность стала доходить до моего сознания. Испытывая шок и оцепенение, я заплакал.
Доктор работал умело и эффективно, обезболивая меня, возвращая на место мои выбитые пальцы и зашивая стопу. Немного погодя, в операционной, его скальпель проделал глубокий красный разрез в моей коже и в мышцах, которые так хорошо служили мне. Он отстыковал кость от моего таза и приладил ее к осколкам правой бедерной кости. В конце концов, он загнал тонкий металлический прут внутрь моей кости, начиная от бедра; своего рода внутренний каркас.
В течение трех последующих дней я находился в полусознательном состоянии, в медикаментозном полузабытьи, которое едва отделяло меня от агонизирующей, неумолимой боли. В какой-то момент, вечером третьего дня, я проснулся в темноте оттого, что чья-то тень сидела рядом.
Джой привстала и опустилась рядом со мной на колени. От стыда я отвернул голову. Она погладила меня по лбу, зашептав: «Я пришла сразу, как только узнала». Как мне хотелось, чтобы она разделяла мои победы; однако она видела только мои поражения. Я закусил губу и почувствовал привкус слез. Джой нежно повернула мое лицо к себе и заглянула мне в глаза: «Сократ просил передать тебе привет и рассказать одну историю, Дэнни».
Я закрыл глаза и стал напряженно вслушиваться.
Старик и его сын работали на маленькой ферме. У них была всего одна лошадь, чтобы пахать землю. Однажды лошадь убежала.
«Какой ужас», – сочувствовали соседи, – «Как не повезло».
«Кто знает, повезло или нет», – отвечал фермер.
Неделю спустя лошадь вернулась из гор и привела за собой диких мулов.
«Какая удача!» – сказали соседи.
«Удача? Неудача? Кто знает?» – говорил фермер.
На следующий день, его сын, пытаясь приручить мулов, упал и поломал ногу.
«Какой ужас. Как не повезло!»
«Повезло? Не повезло?»
Началась война, и всех молодых людей из селения забрали на войну. Так как у сына фермера была сломана нога, его не взяли в армию.
«Хорошо? Плохо?»
Грустно улыбнувшись, я закусил губу от внезапно нахлынувшей волны боли.
Джой гладила меня, приговаривая: «У всего есть цель, Дэнни; Все для того, чтобы ты мог наилучшим образом этим воспользоваться».
«Как я смогу когда-либо воспользоваться несчастным случаем?»
«Несчастных случаев не бывает, Дэнни. Каждое событие – это урок. У всего есть цель, цель, цель», – шепотом повторяла она прямо мне в ухо.
«Но моя гимнастика, моя учеба – всему конец».
«Это и есть твоя учеба. Боль может очистить твой ум и тело; может выжечь много препятствий». Она увидала немой вопрос в моих глазах и добавила: «воин не ищет боли, но если боль приходит, он использует ее. А сейчас отдыхай, Дэнни, спи». Она проскользнула за вошедшую медсестру.
«Не уходи, Джой», – невнятно сказал я и провалился в глубокий сон-беспамятство.
Меня навещали друзья, родители приходили каждый день. Однако большую часть времени из двадцати одного дня, я провел в одиночестве, лежа пластом на спине. Я смотрел в белый потолок, часами медитировал, обуреваемый чувствами жалости к себе и меланхолии, а также тщетных надежд.
Утром, во вторник, опираясь на новые костыли, я шагнул в яркое сентябрьское солнце и кое как доковылял до родительской машины. Я потерял более десяти килограммов веса, мои спортивные штаны свободно болтались на мне; моя правая нога выглядела, словно палка с длинным красным шрамом сбоку.
Свежий бриз ласкал мое лицо в этот редкий день без смога. Ветер нес душистые запахи, о которых я позабыл; чириканье птиц в листве деревьев неподалеку смешивалось с гулом уличного движения, создавая симфонию для вновь пробуждающихся ощущений.
Несколько дней я провел у родителей, греясь на солнышке, медленно плавая на мелкой части родительского бассейна, превозмогая боль, заставляя мышцы работать. Я кушал только йогурты, орехи, сыр и свежие овощи в небольших количествах и постепенно начинал вновь обретать жизненные силы.
Друзья пригласили меня погостить у них несколько недель в их доме в Санта-Монике, в пяти кварталах от берега. Я согласился, радуясь возможности проводить времени больше на свежем воздухе.
Каждое утро, я медленно двигался к теплому песку, откладывал костыли и садился около волн. Я слушал крики чаек и шум прибоя, закрывал глаза и часами медитировал, забывая об окружающем мире. Беркли, Сократ и мое прошлое казались затерянными в другом измерении.