Путь на Амальтею
Шрифт:
Он перевалился на живот и пополз к своему месту у казенника. Планетологи молча смотрели на него, затем Дауге встал, взял две подушки — у себя и у Юрковского — и помог Моллару устроиться поудобнее. Все молчали.
— Очень тоскливо́, — сказал наконец Моллар. — Не могу один. Хочется гово́рить. — Он делал самые невообразимые ударения.
— Мы очень рады вам, Шарль, — сказал Дауге совершенно искренне. — Нам тоже тоскливо, и мы все время говорим.
Моллар попытался сесть, но раздумал и остался лежать, тяжело дыша и глядя в потолок.
— А к-как жизнь, Шарль? — спросил
— Жизьнь хорошё-о, — сказал Моллар, бледно улыбаясь. — Только мало.
Дауге лег и тоже уставился в потолок. «Мало, — подумал он, — гораздо меньше, чем хочется». Он выругался вполголоса по-латышски.
— Что? — спросил Моллар.
— Он ругается, — объяснил Юрковский.
Моллар вдруг сказал высоким голосом:
— Друзья мои! — И планетологи разом повернулись к нему.
— Друзья мои! — сказал Моллар. — Что мне дьелатть? Ви есть опытные межпланьетники́! Ви есть большие льюди и геройи́. Да, геройи́! Mon dieu! Ви смотрели в глаза смерти больше, чем я смотрелль в глаза деву́шки. — Он горестно помотал головой. — И я совсем не есть опытний. Мне страшно, и я хочу много говорить сейчас, но сейчас уже близок конец, и я не знаю как. Да, да, как надо сейчас говорить?
Он смотрел на Дауге и Юрковского блестящими глазами. Дауге неловко пробормотал: «О черт» — и оглянулся на Юрковского. Юрковский лежал, заложив руки за голову, и искоса глядел на Моллара.
— О черт, — сказал Дауге. — Я уже и забыл.
— М-могу рассказать, к-как мне однажды х-хотели ам-ампутировать н-ногу, — предложил Юрковский.
— Верно! — радостно сказал Дауге. — А потом вы, Шарль, тоже расскажете что-нибудь веселенькое…
— Ах, вы все шути́те, — сказал Моллар.
— А еще можно спеть, — сказал Дауге. — Я про это читал. Вы нам споете, Шарль?
— Ах, — сказал Моллар. — Я совсем прокис.
— Отнюдь, — сказал Дауге. — Вы замечательно держитесь, Шарль. А это же самое главное. Правда, Шарль замечательно держится, а, Володя?
— К-конечно, — сказал Юрковский. — З-замечательно.
— А капитан не спит, — бодро продолжал Дауге. — Вы заметили, Шарль? Он что-то задумал, наш капитан.
— Да, — сказал Моллар. — Да! Наш капитан — это есть большая надежда.
— Еще бы, — сказал Дауге. — Вы даже не знаете, какая это большая надежда.
— М-метр девяносто пять, — сказал Юрковский.
Моллар засмеялся.
— Вы все шути́те, — сказал он.
— А мы пока будем болтать и наблюдать, — сказал Дауге. — Хотите посмотреть в перископ, Шарль? Это красиво. Этого никто никогда не видел. — Он поднялся и приник к перископу. Юрковский увидел, как у него вдруг выгнулась спина. Дауге обеими руками взялся за нарамник. — Бог мой, — сказал он. — Планетолет!
В розовой пустоте висел планетолет. Он был виден совершенно отчетливо и во всех подробностях и находился, по-видимому, километрах в трех от «Тахмасиба». Это был фотонный грузовик первого класса с параболическим отражателем, похожим на растопыренную юбку, с круглой жилой гондолой и дисковидным грузовым отсеком, с тремя сигарами аварийных ракет на далеко вынесенных кронштейнах. Он висел вертикально и совершенно неподвижно. И
— Кто же это? — пробормотал Дауге. — Неужели Петрушевский?
— П-погляди на отражатель, — сказал Юрковский.
Отражатель серого планетолета был обломан с края.
— Тоже не повезло ребятам, — сказал Дауге.
— О, — сказал Моллар. — А вон еще один.
Второй планетолет — точно такой же — висел дальше и глубже первого.
— И у этого обломан отражатель, — сказал Дауге.
— Я з-знаю, — сказал неожиданно Юрковский. — Это наш «Тахмасиб». М-мираж.
Это был двойной мираж. Несколько радужных пузырей стремительно поднялись из глубины, и призраки «Тахмасиба» исказились, задрожали и растаяли. А правее и выше появились еще три призрака.
— Какие красивые пузыри, — сказал Моллар. — Они поют.
Он снова лег на спину. У него пошла носом кровь, и он сморкался и морщился и все поглядывал на планетологов, не видят ли они. Они, конечно, не видели.
— Вот, — сказал Дауге. — Ты говоришь, что здесь скучно.
— Я н-не говорю, — сказал Юрковский.
— Нет, говоришь, — сказал Дауге. — Ты брюзжишь, что скучно.
Оба старались не глядеть на Моллара. Кровь остановить было нельзя. Она свернется сама. Радиооптика нужно было бы отнести в амортизатор, но… Ничего, она свернется. Моллар тихо сморкался.
— А вон еще мираж, — сказал Дауге. — Но это не корабль.
Юрковский заглянул в перископ. Не может быть, подумал он. Этого не может быть. Не тут, не в Юпитере. Под «Тахмасибом» медленно проплывала вершина громадной серой скалы. Основание ее тонуло в розовой дымке. Рядом поднималась другая скала — голая, отвесная, изрезанная глубокими прямыми трещинами. А еще дальше вырастала целая вереница таких же острых крутых вершин. И тишина в обсерваторном отсеке сменилась скрипами, шорохами, едва слышным гулом, похожим на эхо далеких-далеких горных обвалов.
— Эт-то н-не мираж, — проговорил Юрковский. — Эт-то п-похоже на ядро.
— Вздор, — сказал Дауге.
— В-возможно, все-таки у Юпитера есть я-ядро.
— Вздор, вздор, — нетерпеливо сказал Дауге.
Горная цепь тянулась под «Тахмасибом», и не было ей конца.
— Вон еще, — сказал Дауге.
Выше скалистых зубьев выступил темный бесформенный силуэт, вырос, превратился в изъеденный обломок черного камня и снова скрылся. Сейчас же за ним вслед появился другой, третий, а вдали, едва различимая, бледным пятном светилась округлая серая масса. Горный хребет внизу постепенно опускался и исчез из виду. Юрковский, не отрываясь от перископа, поднес к губам микрофон. Было слышно, как у него хрустнули суставы.
— Быков, — позвал он. — Алексей.
— Алеши нет, Володенька, — отозвался голос штурмана. Голос был сиплый и задыхающийся. — Он в машине.
— М-михаил, мы идем н-над с-скалами, — сказал Юрковский.
— Над какими скалами? — испуганно спросил Михаил Антонович.
Вдали прошла поразительно ровная, словно отполированная поверхность — огромная равнина, окаймленная невысокой грядой круглых холмов. Прошла и утонула в розовом.
— М-мы еще не все п-понимаем, — сказал Юрковский.