Путь на Грумант
Шрифт:
Отозвавшись на зов Антона, к «Архангелу Михаилу» подходил карбас с двенадцатью дружинниками Феликса. Но битва была уже окончена, и карбас повернул обратно.
Кормщик Тимофей Старостин, не раз бывавший в таких стычках, не был еще уверен в благополучном исходе боя. Он стоял на носу лодьи и, насупившись наблюдал за всеми действиями врага. Вот он что-то заметил и обернулся к ближайшему мореходу:
— Беги сказать боярину, вражье сигнал подает, помощь кличут. — И подумал с досадой: «Рано Антон Филиппович праздновать начал».
Действительно, над уцелевшим пиратским кораблем
Не ошибся кормчий. Скоро дозорный на мачте различил две новые серые точки, показавшиеся из-за мыса.
Подошел Антон Борецкий и тоже стал вглядываться в темнеющий берег.
Вдруг Старостин радостно воскликнул. Тяжелый столб дыма стал клониться к воде, в сторону севера, — задул легкий шелоник. Покрываясь мелкой рябью, оживало море.
— Ребята, паруса ставить! — радостно прозвучала команда кормщика. — Савелий, прищепы доставай, полные паруса отворять будем. Мгновенно, как птицы, распустили лодьи белые крылья. Ветерок, поиграв парусиной то с одной, то с другой стороны, вдруг громко хлопнул полотнищем и сразу упруго расправил паруса.
Рванули с места лодьи и понеслись, рассекая темные воды.
Все дальше и дальше уходили мореходы, оставляя разбитого врага несолоно хлебавши.
Подсчитали свои потери на «Архангеле Михаиле». Один убитый и семеро раненых оказалось на лодье. Нет Федота и Тимошки. С почетом предав тело убитого Студеному морю, мореходы продолжали свой путь на север. Долго будет помнить двинский народ подвиг своих героев-мореходов. Гусляры-песенники прославят имена Федота и Тимошки, распевая новую былину про победу над врагами.
Вечерело. Старостин стоял у руля. Привычно охватив руками массивный румпель, он глядел вперед, что-то высматривая в загадочной голубой дали. К кормщику тихо подошел его помощник Савелий, держа в руках деревянный обломок.
— Тимофей Петрович, а корабли варяжские куды плоше наших. И парус один, и снасть жидкая, и дерево худое… Да и строены суды неладно. Смотри вот, разве такое дерево наши мастера на морскую лодью положат?
Старостин молчал, рассматривая доску.
— Варяги не раз русских лодейных мастеров к себе призывали, — заметил он после раздумья. — Им давно ведомо мастерство наше в судовом художестве. Наши-то с дружбой к ним шли, свое знатство не таили, а варяги, вишь, разбоем благодарят, — и Старостин гневно швырнул обломок за борт.
— Мы обычай русский строго блюдем, — громко, словно призывая в свидетели Студеное море, продолжал кормщик, — чужбины не хватаем и в своем море государим мирно. Полуночное океан-море от запада и до востока все наше. И Мурман, [46] и Матица-земля, [47] и Грумант, — то все под Русью. Русь там от века ходит и живет.
Обидные, тяжкие мысли шевелились в голове Старостина. Давно ушел в поварню подкормщик Савелий, а Тимофей Петрович все стоял у руля, о чем-то думая под скрип мачт и слабый свист ветра, игравшего в снастях.
46
Мурманский
47
Новая Земля.
Еще прошло два дня. Шелоник все задувал в паруса. Ни одной льдины не встретили на пути лодьи. Вот показались камни и скалы южной оконечности Груманта. Осторожно обошел Старостин опасный мыс с коварными течениями и рифами.
Под скалистыми высокими берегами острова двигались теперь корабли. Обрывистые скалы гор местами спускались к самому берегу, нависая над морем.
Сверкали в лучах солнца вечными снегами величественные грумантские вершины. Под глубокими снегами лежали долины, выходящие к морю.
Мореходы любовались сверкающим голубым льдом многочисленных глетчеров, сползавших в воду широкими языками. Стали часто попадаться плывущие навстречу ледяные обломки.
Старостин то и дело показывал Борецкому на кресты, стоявшие на берегу, и называл становища и кормщиков, зимовавших в этих местах. Много русских лодей обогнали на своем пути мореходы. Много видели они поморских кораблей, стоявших на якорях за мысочками в ожидании поветра.
— А скоро твои владения начнутся, Тимофей? — пошутил боярский сын, похлопывая кормщика по плечу.
— Недалече уж теперь осталось, — серьезно ответил Старостин. — Там, за тем мыском, где семь крестов стоят, повернем.
Вот и южный мыс широкого залива, на много верст уходящего вглубь острова. Лодьи взяли на восток, обходя опасные камни. Совсем близко на черной скале стоял большой серый крест.
— Глянь, господине, крест это дед мой, Иван Старостин, ставил, уж полсотни лет, поди, как будет.
Лодьи, лавируя, медленно шли под южным берегом залива. За небольшим мыском открылось удобное становище. Показалось несколько судов, стоящих на якоре, избы на песчаном берегу, У изб копошились люди.
— Вот наше владение, старостинское, — с гордостью сказал кормщик, широко обводя кругом рукой. — Домой пришли…
Близко к берегу подошли корабли и бросили в воду тяжелые якоря. Антон вызвал к себе грамотея, дьяка.
— Вот, Афанасий, здесь твое место. Собирайся, жить тут долго придется, приказные книги бери. Грумантская земля велика, и становищ на ней множество.
Согнулся в поясном поклоне дьяк. Не долги были его сборы, и он первым полез в карбас, уходящий на берег. Съехали на берег и братья Борецкие с дружинниками посмотреть на «столицу» своей новой вотчины.
А на следующий день уже торопил боярский сын Старостина в обратный путь. Хотели еще братья на Малый Берун — остров посмотреть.
Быстро уладил свои дела Старостин. С радостью он узнал, что лодьи его благополучно добрались прошлым летом на Грумант. А сейчас кормщики хвалились хозяину счастливой зимовкой и богатым промыслом.
— С удачей тебя, Тимофей Петрович, — докладывал Старостину высокий рябой кормщик, — постарались мы в этом году, ведь промысел-то какой: триста моржей добыли, восемьдесят зайцев, сто пятьдесят лысунов, сто пятьдесят медведей, тысячу песцов, кита одного да пуху гагачьего.