Путь на Грумант
Шрифт:
— Отдать лодку? Но она нужна, нам самим, сударь…
— Так он еще разговаривать?! Ребята, связать их!
Каторжники и боцман бросились на поморов.
— Бей… без ножа, Ванюха, — успел крикнуть сыну Алексей.
Он схватил за ворот боцмана и каторжника и, стукнув их головами, бросил оземь. Ваня легко отшвырнул вцепившегося в него англичанина.
Топгам выхватил из-за пояса пистолет.
— Закройте двери! — завизжал он, — Я их…
Но Д'Онейль, подскочив, толкнул его руку, и пуля прошла мимо.
— Прочь с дороги! — властно скомандовал Химков стоявшим у дверей.
Как
— Стой! — резко обернувшись в дверях, громыхнул Алексей и поднял кулак. На скулах у него заходили желваки. Каторжники шарахнулись в стороны. — Сдыхайте, псы шелудивые, ежели так!
Задержавшись еще на мгновение, Химков обернулся к матросам.
— Спасибо, други. Иди к нам, Джон, и товарища забери. Хлопнув дверью, Химковы крупно зашагали к берегу. Алексей дал волю своим оскорбленным чувствам. Горько ошибаться в людях там, дома, но неизмеримо тяжелее здесь, на острове, после долгого одиночества.
Медведь встретил хозяев довольным урчанием. Химковы приласкали верного друга и, усевшись на берегу, стали ждать английских матросов.
Прошло с полчаса. Алексей стал тревожиться.
— Отец, гарью пахнет! — воскликнул Иван, вскочив. — Смотри, дым какой над избой-то!
Поднялся и медведь взъерошил шерсть, зарычал. Из-за утесов выбежал человек: он прихрамывал на одну ногу и что-то кричал.
— Это губернатор ихний, — признал юноша и взял в руку камень, — вдруг опять стрелять будет.
Это действительно был Топгам. Он бежал к лодке, размахивая небольшим свертком.
Поморы выжидательно следили за англичанином.
— Рус, рус! — кричал Топгам.
Не добежав до берега, он свалился и пополз по гальке. Сверток раскрылся, из него посыпались золотые гинеи.
Алексей догадался, что «губернатор» просил взять его в лодку и предлагал за это деньги.
— Чемберс где? — грозно спросил Химков, почувствовав недоброе.
Топгам молча показал на небо и лицемерно перекрестился.
— Что? Убили, подлецы! Будь здесь, Ванюха, — схватив топор, он бросился со всех ног к избушке.
Как стог сухого сена, пылала изба, когда Алексей подбежал к ней. У порога лежал широколицый боцман с ножом в спине. Дверь была плотно заперта снаружи бревном.
Химков рванулся было к двери, но в этот момент сильный взрыв развалил избу. Совсем близко от Алексея пронеслась дымящаяся головня и упала где-то далеко за грудой камней.
Какая драма тут произошла — можно лишь было догадываться. Скорее всего, что Топгам и боцман, сговорившись подкупить поморов, обманно заперли всех остальных в избе и то ли сами подожгли ее, то ли каторжники и матросы, пытаясь выбраться, в суматохе заронили огонь. А боцман — он, верно помог чиновнику завалить дверь и был больше не нужен…
«Звери! Хуже зверей!»— в ужасе думал потрясенный Химков.
То там, то здесь по лощине дымились деревянные обломки, разбросанные взрывом; казалось, что загорелась огненным гневом холодная Грумаланская земля…
Под ногами Химкова, испуская едкий дым, тлел какой-то предмет. Алексей посмотрел — книга. Это были сочиненные Даниелем Дефо «Жизнь и замечательные приключения Робинзона Крузо».
Ничего не поняв в английских буквах, помор с сожалением бросил книгу и с поникшей головой пошел на берег.
— Помер губернатор-то. Как ты ушел, тут и помер, — встретил Иван отца. — Только и силы у него, видно, осталось, что сюда прибежать.
Алексей, не взглянув на труп и не говоря ни слова, принялся сталкивать лодку.
Скользнула в воду «Чайка», тихо закачалась на волне, потом развернулась и легла курсом на юг.
Памятное каменное ущелье, Моржовый берег, залив Спасения, мыс Ростислава отодвигались все дальше и дальше.
Последним исчез высокий серый крест, словно растворившись в спокойном вечернем небе.
Отходили в прошлое грязные чужие дела, задевшие мимоходом поморскую жизнь.
— Забыть надо, как сон тяжкий, — сказал Степан, когда мореходы снова оказались в своем зимовье.
Глава двадцать девятая
ПАРУС НА ГОРИЗОНТЕ
Один за другим тянулись месяцы и годы. Прошла еще одна тяжелая зима. Наступило седьмое лето. На острове, все было по-прежнему. Только Федора уж больше не было в маленькой дружной семье зимовщиков. Часто вспоминали мореходы товарища. Тяжела была для них эта потеря.
В летние дни могилу Федора всегда украшали живые цветы. Не забывал Иван своего крестного.
Втянулись в свою одинокую жизнь за это время поморы. Осилили полярную стихию.
В прошлом году Алексей с сыном еще раз побывали на Моржовом острове. Хотелось проверить, не удастся ли точнее узнать про судьбу Тимофея Старостина.
Лавируя по бухточке на «Чайке», они старались разглядеть в прозрачной воде между черными камнями еще что-нибудь из остатков лодьи или снаряжения новгородцев. Ивану удалось подцепить багром несколько моржовых голов, покрытых вековым илом. Как только их вытащили в лодку, клыки выпали из черепов. В другом месте выудили колчан со стрелами и лук. От долгого пребывания в воде и лук и стрелы пришли в полную негодность.
Иван различил глубоко на дне две секиры и длинный прямой меч. Достать их не удалось. Подняли только тяжелую, почерневшую от времени доску. Юноша попробовал резать дерево, но нож лишь царапал его темную, окаменевшую поверхность.
— Это лиственница, Иван. Тоже, не иначе, с лодьи. От воды лиственница только крепче делается, и червь ее не берет. По твердости она, ежели долго в воде пробудет, не уступит и кости. Захвати с собой, дома от скуки безделку какую вырежем.
На берегу, в гальке Алексей ухитрился найти три шахматные фигурки и круглую, слегка заостренную палочку с отверстием на одном конце — перо для бересты. И шахматы и палочка были сделаны из моржовой кости. Очистив их от налипшей грязи и вымыв в морской воде, поморы поразились тонкой, прекрасной работе. Прохаживаясь мимо невысоких береговых скал, Алексей вдруг сказал: