Путь на восток
Шрифт:
Внезапно все затихло. Ветер исчез. Пропал и свет. Узилище погрузилось в привычную темноту. В крошечное окно ворвались уличные звуки. Ничего не изменилось.
Кроме одного.
Си Фенг понял, что больше не чувствует стонущей боли от побоев. Не чувствует вообще ничего. Ни холода. Ни жара. Ни запахов. Пред глазами витала серая дымка. Застывшее сердце почти не билось, а стоило воителю посмотреть на евнуха, оно сжалось в крошечный комочек.
Волосы на затылке зашевелились от осознания того, что Тейтамах стоит рядом. Хотелось убежать, спрятаться, отгрызть себе кисти и вырваться из оков, лишь бы укрыться от властного взгляда этого человека.
– Кто ты? – спросил евнух, и Си Фенг
Все внутри содрогалось от одной мысли, что Тейтамах снизошел до того, чтобы спросить что-то у него.
– Ваш слуга, повелитель!
– Чудно.
От одной улыбки евнуха хотелось упасть на колени и забить хвостом, как пес. Он улыбнулся! Какая великая честь!
– Ты – мой раб.
– Да, повелитель! Я ваш навеки!
Проклятые цепи мешали пасть ему под ноги и выказать уважение. Си Фенг усердно закивал.
– Что ты сделаешь ради меня?
– Что угодно, повелитель! Просите о чем угодно!
– Чудно. Славно.
Тейтамах улыбался, а Си Фенг бессильно извивался в цепях. Его ужасало, что он смеет находиться на одном уровне с таким человеком. Хотелось пасть ниц и целовать его ботинки!
Проклятые цепи!
Евнух прошелся по камере. Он пошевелил разбитый нос, смахнул капли крови с испорченной одежды и задумчиво погладил навершие трости, Си Фенг был готов разрыдаться от того, что натворил. Господин страдает по его вине!
– Простите меня, повелитель…
– Заткнись, – холодно ответил Тейтамах и вдруг спросил: – Ты знаешь Мао Мугена?
– Да-да, повелитель! Я когда-то охранял его дочь!
– Именно. Кайсин.
Хозяин знал ее. Он не любил ее! Как он мог столько времени посвятить той, что неугодна хозяину? Глупец!
– Да! Кайсин! Эта несносная…
– Заткнись! – зашипел Тейтамах. – Сегодня ты отдашь свою жизнь ради Империи. И ради моего удовольствия.
Какое счастье! Он сможет услужить господину! Он сделает все, что угодно!
– Ночью, когда закончится свадьба этой девки и моего хозяина, тебя приведут на казнь. Перед тем как тебе отрубят голову, ты…
Со стороны лестницы послышались топот и встревоженные крики. Должно быть, стражники вернулись. Как смели они прерывать речь его господина? Чернь!
Тейтамах недовольно покачал головой. Он наклонился к уху Си Фенга и перешел на шепот, чтобы никто не услышал.
Обрадованные знакомством и воссоединением духи слились воедино, породив четыре стихии. Неудержимую Бурю. Живительную Воду. Стойкую Землю. Яростный Огонь. Они воплотили собой Баланс, на коем зиждется наш мир и поныне.
Их союз загорелся невиданным пламенем, и на месте его возникло белое Солнце, светлый лик которого мы видим на небе каждый день. Его лучи стали подобны самим духам. Ласковыми, дарующими тепло и спокойствие, но способными и разрушать.
Дабы сохранить баланс, духи слились вновь и явили голуболикую Луну, покровительницу ночи, хозяйку тьмы, пастыря звезд.
Так прошел второй день сотворения мира.
Бульон из бурелистника
Лоян,
Великий праздник Сячжи
День
– Лю…
– Кай…
– Беги!
Волны черного, как смоль, моря стремительно приближались. Лю пытался вырваться из зыбучей хватки черного колючего песка, но чья-то злая воля лишала его последних сил. Комья морской пены приобретали людские очертания. Лица суровых воинов в черной броне и таких же черных приплюснутых конических шляпах скривились в яростных гримасах. Их мечи и копья блестели в свете бесцветного мертвого солнца. Они становились все ближе. Лю уже слышал, как скрипят их зубы, чувствовал обжигающий холод безжизненных тел.
Над морем развевались бесчисленные флаги и стяги. Разных форм и размеров, каждый из них походил на корабельный парус, но неизменным было одно: черный цвет полотна и рисунок в виде нефритового дракона, что оскалил пасть навстречу западу.
– Лю!
– Кайсин! Где ты?
Ее голос был повсюду и нигде. Она звала его. Кричала. Просила о помощи и молила бежать прочь.
– Беги, Лю!
– Не могу!
Пальцы проваливались сквозь черные песчинки, каждая из которых была размером с горох. Лю яростно брыкал руками и ногами, но лишь погружался глубже. Он обернулся на миг, чтобы увидеть: солдаты уже вышли из воды и неслись к нему.
– Лю?
Что-то потянуло его под землю. Едва успев сделать последний глоток воздуха, Лю провалился в пустоту бесконечного мрака. Он поморгал, но наваждение не исчезло. Кругом царила тьма.
– Лю? Ты здесь?
Он пополз на голос, не разбирая дороги. Он слышал стук. Биение сердца. Лю ускорился, пытаясь найти источник звука. Что-то резануло ладонь. Он охнул и прижал рану к губам. Горячие капли побежали по руке и упали на что-то блестящее.
Это был осколок зеркала.
Лю подхватил его, сдул черную пыль и увидел вместо отражения лицо Кайсин. Она смотрела сквозь него пустым остекленевшим взглядом.
– Лю? Ты здесь?
– Я здесь, птичка! Здесь!
– Если ты слышишь, ответь мне, Лю…
– Кай, я тут! – Лю вытер слезы и шмыгнул носом. – Я слышу тебя…
– Лю?
Кто-то схватил его за плечи и потянул прочь от зеркала. Лю взревел, попытался вырваться, но огромные крепкие руки продолжали увлекать его прочь из тьмы, за границу между пустотой и…
– Ну же, братец! Очнись.
Лю вздрогнул и открыл залитые соленым потом глаза. Он горел. Жар не спадал уже несколько дней. Его лихорадило, кожа побледнела, во рту пересохло. Жажда не исчезала, сколько воды ни выпей. Бесконечными днями и ночами он мечтал о смерти как об избавлении. Его неотступно преследовали кошмары. Зеленое пламя. Злобный смех. Крики Кайсин.
И боль…
Грудь пылала. Под слоями повязок и травяных припарок Лю чувствовал ледяное присутствие зеркала. Осколок сидел глубоко, у самого сердца. Пожизненное напоминание о том, что он по своей глупости влез в слишком серьезные дела.
Если бы не помощь друзей, Лю давно бы пропал.
Жу Пень вжился в роль заботливой мамочки. Малыш порхал над ним, как курица-наседка, поил, кормил, менял повязки и мокрые тряпки на лбу, обмывал тело, да и в целом старался веселить Лю, когда тот не спал. Порой приходилось слишком туго, и боль в груди становилась нестерпимой. В такие моменты Жу Пень доставал гуцинь, подаренный монахом Ши-Фу, и бренчал какую-нибудь мелодию. Выходило по-прежнему ужасно, но Малыш умудрился разучить парочку мелодий. Порой целыми ночами Лю слушал, как друг щиплет струны, и боли понемногу отступали.