Путь на врата. Нашествие Квантовых Котов.

Пол Фредерик

Конечно, пошел на встречу.

Однажды я и Грета читали роман, где один из персонажей говорил что-то подобное: „Она вошла в универмаг — в одно из тех мест, куда с радостью готовы забежать все женщины, но лишь немногие из мужчин осмеливаются зайти следом“.

Грета сказала тогда, что, по ее мнению, это унижает женщину.

— Женщины вовсе не любят магазинов, — сказала она, — Им просто приходится посещать их. Они покупают бакалейные товары, домашнюю обстановку и прочие вещи для семьи.

— Но ведь они не приобретают машины! — заметил я.

— Конечно!

Они не покупают также и очень дорогостоящие вещи, — согласилась она, — Но вы делаете это только раз в несколько лет. А все потребительские товары изо дня в день покупают женщины. Если женщина и тратит много времени на покупки, то только потому, что это ее работа: сопоставлять цену и значимость каждой вещи. Этим она экономит семейные деньги, не имеет значения, нравится ей это занятие или нет. Ей необходимо это делать.

— Согласен, милая! — усмехнулся я.

Она не любила насмешки:

— Нет, Ники, я серьезно! Ты должен говорить не то, что женщина обожает магазины, а то, что в этом заключается ее работа.

— Грета! — разумно сказал я. — Ты просто хочешь так думать. Как ты выразилась, сказать кому-либо, что он любит свою работу — унизительно для него? Я, например, люблю свое дело…

— Но это не одно и то же! — сказала она и переменила тему разговора.

Она добрая и не является одной из ваших суфражисток. Тысячи раз она признавалась мне: если она что-нибудь предлагает, то потом сама не знает, что с этим делать. Но самое основное — она имела хорошую работу стюардессы, и это делало ее мало… Хорошо, я не хочу выразиться по-мужскому или как-нибудь подобно. Совсем не из-за предубеждений. И в этом заключалась вся беседа. Даже если я задавал вопросы, я знал ответ заранее.

Когда-нибудь мы поженимся — это не более чем просто странная идея.

Теперь я мало заботился по этому поводу.

Когда-то меня волновало больше… Что заставило меня вспомнить об этом: оглядевшись в кофейной лавке „Карсон“, я понял, что линия из романа била прямо в мишень. По большой комнате (зеленая обстановка веранды, столы и стулья, везде выставлены декоративные растения) рассыпана тысяча покупателей, и девятьсот пять из них — женщины. Здесь не было одиноких мужчин или вместе с приятелем, а только супружеские пары. Мужчины, как правило, пожилые и всегда с виноватым взглядом: „Боже мой! Кажется, я по ошибке попал в дамский туалет!“

Я предполагал, что таинственный доброжелатель мог оказаться женщиной…

Прошло двадцать минут, за это время ко мне три раза подходили пожилые официантки и принимали заказ. Через треть часа принесли салат из тунца.

Еще минут через двадцать, когда я справился с одной половиной блюда и пытался покончить с другой, я ощутил, что кто-то быстро подошел сзади. Когда я поднял глаза, мужчина уже сидел за моим столом.

Я узнал его. Теперь на нем надет не белый костюм, но он был тем, кого я видел не так давно.

— Хэлло! — сказал я. — Насколько могу догадываться, это вы?

Рядом крутилась официантка. Он посмотрел на нее пристально и многозначительно нахмурился.

— Хэлло, ну надо же! — ответил он тоном, каким разговаривают при случайной встрече два старых деловых знакомых, не менее неожиданно разбегающихся в стороны.

Он не прибегал к моему имени, хотя и знал его. Это было: „Давно мы не виделись!“, „Ну как ты там?“ — и прочие бессмысленные пустяки без ожидания ответов. Когда, приняв заказ, официантка отошла, он сказал обычным тоном беседы:

— В этой забегаловке за нами не следят, и мы можем поговорить спокойно.

Здесь было так много таинственности, стерпеть которую я уже не мог. Размешивая оставшуюся половину салата, я получше разглядел своего доброжелателя. Парень был года на два или три помоложе меня. Открытое лицо с веснушками, рыжеватые волосы. Парень по соседству был одним из тех, в ком вы уверены: он никогда не совершит подлость и не струсит. Здесь он был просто осторожен.

— О чем же мы будем говорить? — промямлил я ртом, набитым тунцом и хрустящими гренками, — И как мне вас называть?

Он сделал резкий жест:

— Зовите меня… например, Джимми. Имя совершенно не играет роли. Важно другое: что вы пытались сделать в Долилабе?

— Ах, Джимми! — сказал я унылым голосом и оставил в покое свой салат. — Это большая глупость с вашей стороны. Возвращайтесь назад и передайте шеф-агенту Найле Христоф, что трюк не удался.

Он нахмурился и замолчал, когда официантка принесла ему ветчины и сандвич с сыром. Потом сказал:

— Это не трюк!

— Не вижу здесь ничего иного, Джимми! Я близко не подходил к этому Долилабу, и вы с Христоф прекрасно это знаете.

— Не держи меня за дурака! — сказал он. — У них есть фотографии.

— Фальшивые!

— А отпечатки, они тоже поддельные?

Я сказал уверенно:

— Они могут достать что угодно! И то, что в субботнюю ночь я пытался проникнуть в Долилаб, сфабриковано от начала до конца… потому что я не мог быть там.

Он медленно пережевывал ветчину с сыром и с сомнением смотрел на меня. Я, в свою очередь, изучал его. Он был не просто моложе меня, но и выше, казался более привлекательным, намного лучше одет. Белый костюм, который он носил в полдень, был слишком ярким. Этот не бросался в глаза, но был сшит из настоящей английской ткани и стоил, самое меньшее — семьдесят пять долларов. Ботинки соответствовали костюму и изготовлены были вовсе не на фабрике Тома Мак-Эна. Таких я еще не видел. Он вдруг сказал:

— А Найла считает, что алиби ложное и свидетели говорят ложь.

Я размешивал остатки салата и снова остановился:

— Откуда вам известно, что думает Найла Христоф, если вы не из ФБР?

— Мы с ней хорошие друзья! — пояснил он, — У меня много друзей и в полиции, а не только в ФБР. Еще что-нибудь интересует?

— Я не знаю, чем вы занимаетесь, — сказал я, — и почему взялись за это дело.

— Почему бы мне не заняться любимым делом, если очень хочется? — уклонился он. — Вернемся к показаниям. Они ложные?