Путь шута
Шрифт:
Как ни странно, это у него почти получилось, и получилось бы совсем, если бы не Мира. Вернувшись из ванной, она потушила верхний свет и включила ночники у кровати. Чутко реагирующий на любые изменения внешней среды, Ардиан мгновенно открыл глаза и увидел девушку прямо перед собой — ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он смотрит на отражение в зеркале фата-морганы.
Он попробовал заставить себя закрыть глаза — тщетно. Изгибающаяся в зеркале фигура притягивала его взгляд, не давала сосредоточиться на чем-нибудь другом. Мира раздевалась. Ардиан, не дыша, смотрел, как она стаскивает через голову рубашку с тремя незастегнутыми пуговками. То, что пуговки позволяли только угадывать, теперь отражалось в зеркале фата-морганы во всей своей бесстыдной красе — два молочно-белых купола, словно светящиеся изнутри, увенчанные темными ягодками сосков. Мира расстегнула «молнию» на джинсах и высвободилась
Прошла минута, а может быть, и час. Мира натянула короткие шелковые панталончики, простую белую маечку, забралась под одеяло и выключила ночники, погрузив комнату в темноту. Ардиан лежал на своем матрасе, скрипя зубами от одолевавшего его желания и от постыдного, смешного невежества. В свои тринадцать лет он несравнимо лучше разбирался в способах убийства, чем в способах любви. Раши не раз предлагал ему отправиться с ним к веселым подружкам, но сначала Ардиан был еще слишком мал и такое времяпрепровождение его не интересовало, а когда он вошел в возраст, веселые подружки его брата перестали казаться ему привлекательными. Кроме того, он избегал всего, что могло отвлечь его от работы, — к таким вещам, безусловно, относились и девчонки, и алкоголь. Поэтому никакого серьезного опыта у Ардиана не имелось — так, танцы-обжиманцы в подземных дискотеках Тираны с глупыми малолетками, ничего не соображавшими от мелькания огней, бешеных ритмов и ароматного дыма. Но ни разу вплоть до сегодняшнего вечера он не испытывал такого неодолимого желания перешагнуть эту черту. Рыжее пламя волос Миры танцевало у него перед глазами. Ардиан поминутно облизывал пересохший от волнения рот; ему казалось, что он дышит так тяжело и громко, что Мира просто обязана проснуться и спросить, что с ним случилось. Тогда он скажет, что у него пересохло во рту и попросит разрешения сходить на кухню за водой. На обратном пути он как бы случайно подойдет к ее кровати и спросит, не хочет ли она пить. Мира ответит, что просто умирает от жажды, тогда он поднесет чашку к ее губам, и она, запрокинув голову, станет пить. Капли воды будут стекать по ее губам и подбородку, по тонкой, словно вырезанной из алебастра шее и ниже, по этим чудесным, светящимся в темноте куполам, которые сейчас укрыты под маечкой… но она, конечно же, снимет маечку, стянет ее через голову тем же удивительным плавным движением, что так его поразило, и грудь ее раскроется перед ним, как прекрасный сказочный цветок.
Ардиан вынырнул из своих грез, обнаружив, что почти съехал с узкого матраса на пол. Сердце колотилось так, будто он только что пробежал десятикилометровую дистанцию. Или как будто он пытался вновь вступить в контакт с покровительствующей ему Силой, живущей своей бесстрастной жизнью среди холодных звезд.
«Что мне делать? — беззвучно прошептал Ардиан. — Помоги, подскажи, что мне делать? Я умру, если не пойму, что и как мне делать! Пожалуйста, подскажи!»
И Сила ответила.
Как всегда, он поразился простоте ответа. Полежал еще минуту, успокаиваясь, усмиряя сердцебиение. Потом поднялся, поддернул трусы и, неслышно ступая по густому ворсу ковра, приблизился к огромному ложу Миры.
Она спала посредине кровати, забросив одну руку за голову. Ардиан собрался, словно перед выстрелом из «глока», глубоко вздохнул, откинул тонкое невесомое одеяло и нырнул в теплые недра Мириной постели.
Когда он обнял ее и прижал к себе, умирая от невозможной близости великолепного, упругого, пахнущего розой и миртом тела, когда он зарылся губами в копну ее пламенеющих даже в ночи волос, целуя сначала затылок, потом лоб, спускаясь все ниже и дойдя наконец до горячего, влажного рта, она шепнула: «Ты что?», но он уже знал, что ответить, и ответил: «Я люблю тебя!», и это была правда, правда, подсказанная ему Силой. И Мира, ничуть не удивившись, а возможно, даже и не проснувшись,
— Ничего себе, — сказала Мира, когда они проснулись уже окончательно. — Ты ж еще ребенок, Арди. Это тебя Раши научил так с девушками обращаться?
— Нет, — ответил Ардиан. — Никто меня этому не учил. Я… это у меня в первый раз.
— Способный мальчик, — улыбнулась Мира и пощекотала его живот. — Похоже, у вас вся семья такая.
Несмотря на то что спать им пришлось недолго, Ардиан чувствовал себя словно родившимся во второй раз. Все вокруг стало необычайно ярким, цветным и объемным. Вкус крепкого кофе, негромкая мелодия, льющаяся откуда-то из крохотных серебристых колонок, синеватый дымок тонкой сигареты, которую Мира небрежно держала в тонких изящных пальчиках, — все это сливалось в одно ощущение безграничного счастья. Странно подумать, что еще вчера он даже не подозревал, каким может быть счастье.
— Ну, малыш, — сказала Мира, когда они допили наконец кофе, — с тобой было прямо чудесно, но мне нужно работать. Ты, кстати, не забыл, что у тебя дела в городе?
Ардиан смутился. Он, конечно, ни о чем не забыл — любовь любовью, но работа есть работа. Но вспоминать о спрятанном под ванной «глоке» почему-то не хотелось — казалось, что он обманывает Миру, пользуется ее доверчивостью и добротой.
— Да, я помню, — пробормотал он, краснея. Надо бы рассказать Мире про то счастье, которое он чувствует, глядя на нее, объяснить, какая она замечательная, но слова почему-то застряли у него в горле. От ночной смелости не осталось и следа. — А ты кем работаешь?
— Делаю фата-морганы, — Мира кивнула на сверкающую установку в углу. — В основном. И еще встречаюсь с кое-кем, забираю у них кое-что и иногда даю кое-что взамен.
— Понятно. — Ардиан понял, что ему ненавязчиво намекнули на его неуклюжую легенду про курьера, и устыдился. — Ну, я пойду…
Он юркнул в ванную, закрылся и полез за своим свертком. На мгновение ему показалось, что сверток исчез — пальцы натыкались на какие-то коробки и неприятные на ощупь холщовые тряпки. Но нет, вот она, майка с завернутым в нее пистолетом. Ардиан перевел дыхание и пообещал себе больше никогда не приносить оружие в дом Миры Джеляльчи.
В прихожей возникла крошечная заминка — они стояли друг против друга, и Ардиан чувствовал, что если уйдет сейчас, не сказав чего-то очень важного, все окажется безнадежно испорчено. Секунды ускользали одна за другой, а он все не мог найти слов.
— Ты еще вернешься? — спросила Мира, лукаво глядя на него.
Напряжение тут же отпустило Ардиана. Он кивнул, с трудом сдерживаясь, чтобы не завопить от восторга.
— Если хочешь, приходи вечером. Я буду одна.
Ардиан слишком обрадовался тому, что Мира хочет снова с ним встретиться, чтобы обратить внимание на эти слова. Он затаил дыхание, когда девушка наклонилась и, обжигая пламенем своих волос, поцеловала его в уголок рта.
До обеда Ардиан слонялся по городу, стараясь сосредоточиться на предстоящей ликвидации, но думая в основном о Мире. Каким-то краешком сознания он понимал, что в таком состоянии на серьезное дело идти нельзя, но ждать, когда Джеронимо в следующий раз появится в Дурресе, было глупо. К тому же после достижений сегодняшней ночи ему и море казалось по колено.
В порту он перекусил жареной рыбой, прислушиваясь к разговорам моряков и прикидывая, где ему искать «Либертад». Санитарные корабли ЕС швартовались в особой зоне, огороженной тремя рядами колючей проволоки. Фильтрационные пункты, через которые прогоняли депортированных, охранялись и полицией, и патрулями «голубых касок»; других выходов из санитарной зоны Ардиан не заметил. В конце концов он решил, что выслеживать Джеронимо в порту слишком рискованно, и отправился в верхний город — еще раз пройтись по маршруту отхода.
Несколько раз его пытались остановить местные уличные мальчишки — с одними он, использовав свои познания в блатном арго, ухитрился решить дело миром, от других просто убежал. Отдышавшись после долгого бега, он почувствовал, что вымотался до предела — недосыпание и напряжение последних суток наконец дали о себе знать. На город уже спускались сумерки, и Ардиан, стараясь не обращать внимания на голос рассудка, предупреждавший, что он находится не в лучшей форме для запланированной ликвидации, направился к бару «Касабланка».