Путь в стаю
Шрифт:
— Так будет лучше. Лучше же? — ладошки Дары прошлись по телу, всё глубже проникая в недра моего комбинезона. Но куда сильней эффект был от лучистых, подёрнутых паволокой голубых глаз. Они словно впитали в себя всю мою волю к сопротивлению.
— С ума по тебе схожу, метиллия! После андроидов моей Ри нет сил сопротивляться, тело слишком сильно отзывается на самую безобидную ласку. Делай, что считаешь нужным. Я почувствую, если ты захочешь чего-то ещё. Только… тебе ведь тоже понравилось? Понравилось же, когда зажал? Когда сжимал волосы, когда запрокидывал прелестную
— Смелый, да? — фыркнула девчонка. В её невероятных глазах так и сверкал какой-то совершенно безумный азарт пополам с удовольствием. — Оказывается, я люблю смелых. Смелых и сильных, способных «зажать».
— Ну-ну, девочка! Не смелых, а смелого. Одного, — я в момент преодолел сопротивление её рук, привставая и оказываясь напротив милого личика. Глаза чертовки смеялись.
— Смелого и наивного, — засмеялась прелестница. — Но спорить не буду. Именно ты мне симпатичен. Столько загадки, столько смелости и… нежности. Ты просто создан, чтобы тебя драли, Кошак. Обстоятельно, с оттяжкой, всей стаей… Теперь я это вижу особенно чётко. Тебе самое место среди нас. Молоденькие девчушки будут пищать от восторга.
— А опытные хищницы?
— Опытные тоже… только молча.
На этом наш диалог прервался. Дара одним стремительным движением опрокинула меня навзничь. Её ладони поймали мои руки, завели их за спину, прижимая, пригвождая их, а с ними и всё тело к полу. Глаза валькирии становились всё ближе… пока не пропали из поля зрения, когда девочка впилась в мои губы жадным поцелуем. В то же мгновение руки женщины произвели короткую рокировку, в результате которой я оказался прижат только одной ладошкой, вторая же беспрепятственно впилась в волосы, окончательно лишая инициативы.
Девочка оказалась очень опытной и страстной. Она брала, в каждый момент времени требуя подчинения, но и сама давала. Очень много, и отнюдь не только имплантом. Я в её руках превратился в струну, поющую песню страсти — ту песню, которую хотела услышать пепельноволосая валькирия. Именно из-за таких страстных, всё понимающих, умелых девчонок я провалился в какой-то сексуальный угар на яхте, и именно этой неспособностью «выплыть» так обидел Милену. И ведь сопротивляться совершенно не хотелось! Хотелось, наоборот, чтобы эта бестия никогда не прекращала своей игры.
Впрочем, конкретно сейчас ни она, ни я не теряли окончательного контроля. Оба понимали: это лишь короткая, скоротечная прелюдия перед тем, что обязательно будет. Просто не сейчас, чуть позже, но будет обязательно! Поэтому уже через пятнадцать минут мы, как ни в чём не бывало, выскользнули из подсобки. Девочка всем своим видом показывала глубочайшее удовлетворение и столь же абсолютный рабочий настрой. Она была собранна и деловита, даже под ручку брать не стала — так и шла рядом, лишь иногда легонько касаясь бедром, чтобы совсем уж не расслаблялся.
— Твои дальнейшие действия? Моя роль? — столь же деловито вопрошала валькирия, пока мы шли. Больше её ничто не волновало.
— Поговорю с местными. Посмотрю каждому в лицо, почувствую настрой, почувствую, чем живут и чем дышат. По итогам определим степень вины каждого, и то, смогут ли они радикально изменить жизнь, если дать им шанс.
— Моя роль? — спокойно повторила девочка.
— Посидишь рядом, присмотришься, послушаешь. Если будут вопросы — сразу задавай по коммуникатору. Если решишь высказать соображения — также по коммуникатору. Если посчитаешь нужным вмешаться в разговор — твоё право. Только основную нить не сбивай. Да, и ещё… Можешь просто сосредоточиться на беседе. Не жди подвоха, не жди удара, отпусти рефлексы. Я прикрою своей пеленой. Главное — наблюдай и делай выводы.
— Так, — Дара вдруг встала как вкопанная. Шла, шла, и вдруг — раз! — уже стоит, да ещё и за локоть меня к себе лицом разворачивает. — Не слишком ли? Это я должна прикрывать, пока ты работаешь! Я не сопливая кошечка, я уже большая девочка, Старшая валькирия. Не забывайся, Кошак!
— Дара, я ни в коем случае не хочу ничего сказать о твоём профессионализме. Но это моя операция. Я буду вести беседу, ты будешь смотреть со стороны и делать собственные выводы. Причины остального ты неправильно поняла, — я сощурился, губы сжались в полоску, и я раздельно, чеканя слова, припечатал. — Я. БОЛЬШЕ. НЕ ПОЗВОЛЮ. ЧТОБЫ. МОИ. ДЕВОЧКИ. УМИРАЛИ. Пока есть такая возможность — буду прикрывать от любого неосторожного шага. Тебя и других валькирий. Так надо, не спорь.
Странно, но девочка напротив вдруг расслабилась, на её пухленьких губках заиграла милая светлая улыбка. Ладошка потянулась к моей щеке, а в следующее мгновение за моим ушком прошёлся тёплый кончик её коготка — острым, колючим уколом нежности.
— Всё ещё не отошёл? — нежно промурлыкала пепельноволосая, своим взглядом стараясь проникнуть в самую мою душу. — Ничего, мальчик, это пройдёт. А пока… пусть будет пелена, если это тебе действительно нужно. Я полностью доверяю тебе, Кошак. Полностью. Прикрой мне спину, защити. Тебе — можно.
— Спасибо, сестра, — в горле застрял предательский ком нежности, пришлось стиснуть зубы, чтобы взять себя в руки.
А пока я боролся с собой, губы обожгло мягким поцелуем — настолько доверчивым и нежным, что он просто не мог принадлежать этой безумной амазонке, прошедшей огонь и воду, прошедшей безжалостный космос и гибнущие в холодном огне миры. Республиканке, великолепно умеющей ломать собственных мужчин. Девочка действительно доверяла мне. Доверяла настолько, что готова была принять от меня защиту.
Мы развернулись и, на этот раз крепко взявшись за руки, пошли дальше. Впрочем, далеко уйти нам было не суждено.
— Леон, через минуту ты должен быть на обшивке, — прозвенел в гарнитуре связи голос Милены.
— Не понял, повтори.
— Наши «друзья» пытаются соскочить. У них тут манёвренный и невидимый для обычных систем борт припасён был… яхту Высшей только не учли, родненькие. Приласкай их с обшивки, как тот линкор.
Пока я пытался понять, что от меня хочет Старшая, Дара тоже с кем-то общалась. Когда я посмотрел на неё, кошка встретила мой взгляд таким же непонятным, тревожным взглядом.