Путь воина. Дилогия
Шрифт:
Печенег заорал и мгновенно осадил коня. Но Машег был не худшим наездником. Его конь тоже встал, и сплетенная из конского волоса змея тут же провисла, а подоспевший сзади Устах, крякнув, с хрустом вогнал клинок в печенегово плечо…
Сбоку выскочил степняк, кинулся наперерез Духареву, целясь ударить конем, как тараном. Пепел ловко развернулся, вскинулся на дыбы. Лошадь печенега шарахнулась, копыто жеребца въехало в грудь степняка, сбив в пыль и лошадь, и всадника…
Но темп был потерян. Варягов взяли в кольцо. Одна только Элда вырвалась и неслась теперь по свободному тракту.
Машег, скинувший петлю аркана, увидев подругу, уносящуюся прочь, радостно засмеялся, отправил лук за спину (колчан его был пуст) и взялся на гибкую саблю.
Глава тридцать восьмая
Охота по-печенежски. Финал
Трое варягов съехались вместе.
Несколько степняков метнули арканы. Пустой номер. Змеиные петли были обрублены с ленивой небрежностью.
Ах, какое это было утро! Свежее, ясное, прозрачное! Чистый голос жаворонка, нежные, почти прозрачные облака. Золото солнца в небе и на полированной стали, игра мышц под лоснящимися шкурами коней. Ах, какое это было утро!
– Ну что, братья, будем умирать? – весело спросил Устах.
Белые зубы блеснули под синими толстыми усами.
– Ага! – так же весело отозвался Машег и еще раз глянул на дорогу, где пылила, уменьшаясь, одинокая всадница.
– Будем! – подтвердил Духарев. – Но, клянусь всеми степными богами, этим тоже мало не покажется!
Печенеги – их было человек двадцать – стояли кольцом. Один, самый храбрый, толкнул коня вперед.
Серегин меч, будто живой, обернулся вокруг запястья и снова вернулся в ладонь. Печенег отпрянул.
Печенеги, окружив их, нападать не спешили. Жаворонок пел. Носились кругами по степи навьюченные серебром лошади. О них не беспокоились. Победители всегда успеют их поймать.
Подоспел основной отряд.
Албатан, вожак, выехал вперед. Породистый конь, золоченая кольчуга, пушистый волчий хвост вокруг стальной круглой шапки. Духарев разглядывал скуластое коричневое лицо, ставшее таким знакомым, пытаясь угадать, в чем же слабость печенежского хана.
– Один на один? – предложил Сергей, поигрывая клинком. – Или ты трусишь, степная собака?
Хан мотнул головой. Понял.
– Я волк! – оскалился он. – Ты – собака! Сдавайся – и я оставлю тебе жизнь! Я даже оставлю тебе глаза и яйца! – Албатан осклабился еще шире. – Будешь подавать мне кумыс и чистить моих лошадей! Это хорошо для тебя, славянин!
Сказано было по-печенежски, но и Серега его понял.
– Где твои глаза, хан воров! – крикнул Духарев. – Я варяг!
– Мы – варяги! – поправил Устах.
– Мы – варяги! – звонко воскликнул Машег на языке печенегов. – Сын шакала, отродье свиньи! Где ты видел варягов, которые подают кумыс?
– Я их увижу! – пообещал хан, поигрывая гибким клинком, близнецом того, который сжимал Машег. – Я…
И, резко повернувшись, поглядел на запад. Оттуда, понукая коня, карьером летел всадник. Всадница! Элда!
Синие глаза хузарина расширились.
– Нет… – прошептал он, опуская саблю. – Нет… Зачем…
И тут он уловил, что к топоту лошади Элды примешивается отчетливый гул множества копыт…
– Хитрый пес! – процедил Духарев.
И тут же сообразил, что не прав. Если это очередная ловушка Албатана, то почему на его смуглой роже такая растерянность?
В правой руке у Сергея был меч, но левая была свободна и колчан открыт. Выхватив из него длинную стрелу с граненым наконечником, Духарев, будто дротик, с силой метнул ее в лицо хана.
В последний миг степняк успел отвернуть лицо, и стрела, нацеленная в глаз, попала двумя вершками ниже. Тяжелый наконечник порвал щеку и распорол язык Албатана.
Его соплеменники не успели отомстить. Их лица разом обернулись к западу, и тут же две сотни пяток ударили в тугие конские бока. А из-за поворота, там, где желтый степной тракт огибал мохнатую тушу холма, ощетинясь стальными перьями копий, вынеслись слаженные ряды всадников. Солнце разбрызгалось по островерхим шлемам, от топота копыт задрожала земля…
И печенеги – уже не вооруженный отряд, а перепуганная разбойничья шайка – бросив добычу и будущих пленников, сломя голову кинулись наутек.
И одним из первых, выдернув и швырнув в пыль варяжскую стрелу, скакал хитроумный Албатан, младший, хотя и не последний хан одного из пяти родов племени цапон. Скакал, не щадя и без того усталого коня. Скакал – и очень, очень печалился, что он – всего лишь младший хан, а не могучий глава клана. И за спиной у него всего лишь сотня всадников.
Элда подскакала к варягам и спряталась за ними. Варяги не побежали, подобно печенегам. Они устали бегать. Тем более – от своих.
– Русь! – громко сказал Машег и вложил в ножны саблю.
– Киевский князь с дружиной! – уточнил Духарев.
– С малой дружиной! – внес окончательную ясность Устах и тоже сунул меч в ножны.
Они посторонились, когда первая сотня поравнялась с ними и понеслась дальше, за уходящими степняками, не уделив внимания четверым всадникам.
– Пустое! – крикнул Машег, закашлялся и сплюнул желтую от пыли слюну. – Не догонят!
Печенеги рассыпались по степи, некоторые отстреливались.
Вторая сотня преследовать степняков не стала. Зато варягов тут же взяли в ощетинившееся копьями кольцо.
Духарев не стал бить себя в грудь и кричать, что они – свои. И так видно, что не печенеги. Положив руки на холку Пепла, Сергей терпеливо ждал, когда появится тот, кто вправе принимать решения. По Правде. Поскольку великий князь киевский все же не самодержавный властитель. И даже здесь, в Диком Поле, у варягов есть определенные права. Хотя Духарев и помнил, что главное право дает все-таки сила. Да и насчет правдолюбия киевского князя Духарев тоже не питал иллюзий. Если, как подозревал Сергей, они перехватили куш у великого князя, тот церемониться не станет. И все-таки княжья русь – это лучше, чем печенеги. Намного лучше!