Путь воина
Шрифт:
— Вероятно, слишком занят попытками остаться в живых, чтобы думать о девахе, — пробурчал Вандар. Он явно возомнил, что горничная втюрилась в него, и ее намерение искать своего любовника вызвало у него ревность.
Конан какую-то минуту подумывал, не стукнуть ли их пустыми головами друг о друга и оставить обоих на лестнице. Затем кто-то распахнул дверь на лестничной площадке.
— Колдун! — завопил он и хотел было захлопнуть дверь обратно.
Конан одним прыжком преодолел оставшиеся ступеньки, схватил крикуна за руку и рванул на себя. Рука проскользнула в щель между дверью и косяком,
Бедняга завопил, как двунадесять демонов сразу. Конан, уже навалившийся плечом на дверь, почувствовал, что товарищи этого малого заколебались. Он навалился на дверь всем своим весом и почувствовал, как та открывается.
Совершенно неожиданно массивная, окованная железом дубовая дверь распахнулась, грохнувшись о стену и скосив на своем пути несколько человек. К Конану устремился меченосец. Киммериец парировал булавой рубящий удар по низу, увидел, что на рукаве у бойца повязка Дома Дамаос, и прорычал ему прямо в ухо:
— Эй, дурень! Свой, свой, свой!
Полуоглушенный воин отступил на шаг — как раз вовремя, чтобы получить удар коротким мечом в живот. Атаковавшему пришлось полуотвернуться от Конана, чтобы высвободить клинок. А тяжелый меч киммерийца раскроил ему череп от макушки до переносицы.
Затем наступил еще один из тех периодов, когда Конану пришлось плести перед собой стальную паутину, защищаясь от противников — слишком многочисленных, чтобы сосчитать их, и слишком умелых, чтобы пренебречь ими. Он смутно сознавал, что к нему подбежал Вандар и стал плечом к плечу с ним, а та девочка — женщина, если уж она так настаивала! — стояла позади Вандара.
Даже крепкой руке Конана потребовалось некоторое время для превращения противников в истекающие кровью трупы. Наконец киммериец увидел, что врагов перед ним уже не осталось. Однако боковым зрением успел заметить подбирающуюся с тылу огромную фигуру.
Вот в этом он нуждался еще меньше, чем в кровожадной девахе, — в противнике, почти не уступающем ему размерами и, по всей видимости, сильном, как бык.
— Капитан Конан!
— Реза?
— Ворота закрыты. Я оставил в караулке у ворот нескольких воинов, а с остальными прибежал в дом.
Конан пробился сквозь защиту последнего врага, рассек ему руку до кости, а затем прижал его спиной к стене и приставил к горлу острие меча. Меч этот не был колющим оружием, но острие все же рассекло кожу. По горлу заструилась кровь.
— Сдаешься? Или мне чуть нажать?
— Я…
Реза протянул руку через плечо Конана, схватил тощего за волосы и хрястнул затылком о стену. Висевшие там клочья окровавленного гобелена ничуть не смягчили такого удара.
Тощий, обмякнув, сполз на пол.
— Внизу есть еще один пленник, — сообщил Конан. — И я видел нечто.
Реза поднял руку, призывая к молчанию. Конан придержал язык, но не услышал ничего, кроме замирающего шума боя.
— Этот доносится с северной лестницы, — определил Реза. — Ходу!
Конан не спорил. Когда они рванули, он спросил:
— А что там на северной лестнице?
— Возможность перекрыть путь на крышу, из покоев госпожи.
Если на дом совершено открытое нападение, то госпожа Ливия должна была собрать в своих личных покоях женщин и не годных к бою мужчин. Вход к ним могло защищать всего двое бойцов. Из покоев на крышу вела винтовая лестница, где были расставлены лучники. Но если нападавшие быстро добрались до верхней лестницы, они еще могли вырвать победу или по крайней мере заложников собственной безопасности.
Несомненно, Воители заявятся улаживать дела в соответствии со своими представлениями, когда наконец соберутся. Но теперь Конан опасался, что их приход не спасет даже хозяйку Дома Дамаос, не говоря уж о невинных, которые уповали на ее и его защиту.
Ярость и оскорбленная честь погнали Конана вперед Резы. И он все еще бежал первым, когда они взлетели по северной лестнице. Когда они добрались до верха, рослый иранистанец поравнялся с киммерийцем.
— Я знаю дорогу лучше твоего, — пропыхтел Реза. — Честь дома Дамаос охраняю я. — Он бросил талвар в ножны и снял висевшую за широкой спиной двуручную палицу. Та выглядела видавшей виды, и это сказало Конану, что Реза, должно быть, служил в самом отборном отряде наемников — шайке Харука. Единственные в войсках Турана, они были обучены сражаться и конными, с луком и копьем в руках, и пешими, с талваром и палицей. Позволить такому человеку первым вступить в бой вовсе не будет бесчестием.
— Оставь нескольких и мне, Реза.
— Госпожа выдергает мне бороду, если я не оставлю, киммериец. Не бойся!
Два рослых воина мчались вверх по лестнице, увлекая за собой подчиненных, следовавших за ними как ведра из колодца. На лестничной площадке Реза отправил четырех дамаосцев обыскать боковые покои:
— Берите пленных, если можете, но держитесь вместе и прежде всего спасайте наших!
Определить дверь второй лестницы на крышу было легко.
Ее охраняла дюжина вооруженных молодцов, смотревших сразу во все стороны. У их ног в лужах собственной крови лежали двое дамасских охранников.
Уши Конану резанул пронзительный крик, напоминавший вопль дикой кошки. Девочка из погреба бросилась вперед, выхватив из-под рубашки кинжал. Незваные гости так и разинули рты при виде ринувшейся на них сумасшедшей.
Они были слишком заняты разеванием ртов, чтобы заметить несшегося по пятам за сумасшедшей Конана. Не дай боги, чтоб эта худенькая девочка обскакала его и вступила в бой первой! Его меч свистнул, вылетев из-за плеча девушки, словно смертоносный драконий язык. И лизнул одного пришлеца. Тот дернулся и завалился набок. Клинок киммерийца снес ему полчерепа. Девушка прыгнула на спину другому, вцепившись врагу одной рукой в глаза и беспорядочно кромсая кинжалом, зажатым в другой.
У оставшихся хватило ума расступиться перед Конаном. Они, несомненно, надеялись завлечь его вперед, а затем окружить и зайти сзади. Надеялись они напрасно: когда они начали этот маневр, подоспел Реза. Дворецкий-иранистанец был не столь скор на ногу, как Конан, но компенсировал это, когда булава крутилась — свет вспыхивал, отражаясь от ее полированного набалдашника. Затем полировка исчезла под свертывающейся кровью, когда булава крушила черепа и ребра, разбивала вдребезги колени и бедра и со страшной скоростью разрушала конечности.