Путь врат. Парень, который будет жить вечно
Шрифт:
– Ад и дьяволы, – простонал Тан. – Мне казалось, что свои колени держат сведенными только мусульманские девушки, а не вольнодумные американки.
Эстрелла решила вести себя по-дружески.
– Ну вот ты и узнал кое-что новое об американских женщинах. По крайней мере о некоторых. Ну что, поиграем еще или ляжем спать?
Большую часть дня Тан дулся, но постепенно хорошее настроение вернулось к нему. В конце концов, они все вместе участвуют в великом приключении. Тан решил пересмотреть свое отношение к Эстрелле. Хорошо, любовницей она не будет. Значит, станет сестрой. А у Тана большой опыт жизни с сестрой.
Но в чем у Тана совсем не было опыта, так это в жизни в очень ограниченном пространстве, когда совершенно нечего делать.
– Надо было хотя бы прихватить наши проклятые инструменты, – сказал он Стэну. Тот в ответ пожал плечами.
– Нет места, – отозвался он.
Эстрелла подняла голову от тарелки.
– Можно поиграть в покер, – предложила она. Тан, поджав губы, покачал головой. – Ну, тогда просто поговорим. Я почти ничего о вас не знаю, парни. Олтан? Как ты жил в Стамбуле?
Тан отказывался демонстрировать бодрость.
– Я зарабатывал на жизнь тем, что водил фургон, – мрачно сказал он. – Жил с матерью, отцом и младшей сестрой Наслан. У меня было пять – правда пять – подружек, и все они были очень добры ко мне и на все соглашались. Что еще рассказывать?
Эстрелла кивнула, словно ответ ее устроил, и повернулась к Стэну.
– А ты?
Стэн постарался быть отзывчивым.
– Мой отец работал в американском консульстве шифровальщиком – это высокооплачиваемая работа, – когда встретился с моей матерью. Она была турчанка, но христианка – методистка, как он. Я родился в больнице посольства в Анкаре, то есть на американской территории. Таким образом, я американский гражданин, как и ты.
Это заставило ее улыбнуться.
– Совсем не как я.
– Ты про то, что отцу хорошо платили? Наверно, ты права, но так было, только пока я был маленьким. Мама умерла, когда мне было семь, а после… – Он пожал плечами, не закончив предложение. Не хотелось рассказывать о том, как отец постепенно спивался.
Тан, нетерпеливо слушавший, распрямился и оттолкнулся.
– Мне нужно пописать, – сказал он.
Стэн посмотрел ему вслед, потом снова на Эстреллу.
– А ты? – спросил он, перекрывая плещущие звуки из туалета. – Ты сказала, что была мясником.
Она погладила свою левую скулу, смещенную вбок.
– Да, до этого несчастного случая. В Монтане. Я тоже полукровка, Стэн. Отец был почти чистокровный баск. А мать – из племени навахо, с примесью хопи. Рослая и сильная. У нас не было работы, и мы перебрались в Монтану, чтобы работать в корралях. Знаешь бизоньи ранчо в Америке?
– Да. Ну, понаслышке. Читал о них, когда был маленький. До мечты о Вратах я хотел стать ковбоем, сидеть по ночам у костра и пасти стада бизонов в прериях.
На этот раз она громко рассмеялась.
– Бизонов не пасут, Стэн. Они этого не допустят. Их отпускают на свободу, потому что трава прерий – все, что им нужно. Потом, когда они нагуляют вес и готовы для бойни, их приманивают чем-нибудь, что им нравится больше травы. Заманивают прямо в коррали, обнесенные трехметровой оградой из стальных пластин, потому что через меньшую преграду бизон может перепрыгнуть. А бегают они очень быстро – сто километров в час. Пастухи, как мои родители, одного за другим заманивают бизонов в желобы бойни, а там пистолеро стреляют им в голову из большого ружья таким штоком, который пробивает насквозь и снова готов к применению. Мертвого бизона конвейер привозит ко мне, и я разрезаю ему горло. Подцепляю к креплениям конвейера над головой, тушу поднимают, чтобы вытекла кровь, и перевозят в холодильник. А дальше она превращается в бифштексы и поджарку. В одном бизоне почти пятьдесят литров крови. Кровь собирается в баках внизу – та, что не попала на меня.
Тан вышел из туалета и, слушая, застегивался.
– Так-то оно так, Эстрелла, – возразил он, – но ты говорила, что бык наступил на тебя и покалечил тебе голову. Как может наступить мертвый бык?
– Этот не был мертвым, – коротко ответила она.
– Но если пистолеро выстрелил ему в голову…
– В тот раз он попал в плечо. Бык был очень живой, когда подъехал ко мне, и очень сердитый.
– Похоже на очень неприятный несчастный случай, – заметил Стэн.
– Нет, это был вовсе не случай. Пистолеро сделал это нарочно. У него тоже были колючки в глазах, Тан, и, когда я не легла с ним в постель, он преподал мне урок.
Двадцатый день. Двадцать первый. Они больше не играли в карты – не могли сосредоточиться. Почти не разговаривали. Они уже все сказали друг другу о своих надеждах, а говорить вслух о страхах никто не хотел. Нервы у всех были натянуты, как у игрока с выигрышным билетом в кармане: ему нужно явиться вовремя, и он мчится по улице. Но все же недостаточно быстро. Наконец Эстрелла решительно сказала:
– Нет смысла нервничать. Нужно как можно больше спать.
Стэн понимал, что ее предложение разумно. Им потребуется много сил и внимания, когда они долетят туда. Чем бы это «туда» ни обернулось.
Но следовать разумному совету оказалось невероятно тяжело. Как ни трудно было Стэну уснуть, выяснилось, что еще труднее спать. Он часто просыпался и считал минуты. Так прошел двадцать первый день и начался двадцать второй.
Тут уж о сне не было и речи. Каждые несколько секунд они поглядывали на часы. Яростно спорили о том, когда наступил поворотный миг, а следовательно, в какой час и в какую минуту они прибудут…
А потом прибыли. Они поняли это, когда увидели, что спираль погасла.
И тут же все приборы сошли с ума.
Их показания были совершенно нелепы. Приборы утверждали, что трехместник погружен в разреженную плазму, более горячую, чем Солнце, пронизанную смертоносной радиацией всех разновидностей, и тут Стэн понял, почему их корабль бронированный.
Никакой планеты с забытыми сокровищами хичи, которые сделали бы их богатыми, здесь не было. Поблизости не было даже звезды.
– Сваливаем! – заорал Тан, а Эстрелла закричала:
– Нет, сначала снимем показания! Фото! Надо провести наблюдения!