Путь золотого семени

Рам Янка

Пытки… Пытки оглушат и нас, волховитых. Но не так сильно, как уже полноценных волхвов. Мне кажется, больше всех волхвы боятся потерять Лелю. Она не вошла еще в полную силу и поклона Дару не совершала. Но и звери и люди садятся к ее ногам! А что будет если она получит её?

Быть может, в её власти будет Капитул усмирить? Тогда всё, что мы делаем сейчас и делали семь лет — большая ошибка!

Да только поздно уже. Решения все приняты.

Лидия сидит на крепком коне, впереди Ладимира и привязана к нему тугим ремнём. Он

успокаивающе поглаживает её руку. Позади меня тоже воин. Слав, подхватывает Лелю, вставшую сапожком в освобожденное им для неё стремя и садит перед собой. Его руки двигаются медленно, стягивая их тела ремнями.

Бережно придерживает ее за пояс.

Леля еще слишком молода, чтобы женой стать. И мне неприятно смотреть даже на такие прикосновения к ней мужчин. Но, понимая, что скоро ее отдадут кому-то чужому…

Уж лучше бы это был ласково к ней прикасающийся Слав!

Частокол поднимается.

И первые крики за спиной оглушают, в глазах темнеет.

Задумка удалась…

Часть 1 — Путь "Золотого семени"(эп. 34 Гаяна)

POV Шанти Гаяна

В тронной зале пусто. Отец давно уже не может сидеть комфортно на старинном троне своего деда, моего прадеда, величайшего из махараджей, что объединил все провинции локи и остановил внутреннюю войну.

Лишний вес и подагра сделали это место не подходящим для отца. И посланников провинций он принимает теперь в зале, где раньше гремели пиры, возлегая на подушках.

Ковры гасят звук моих шагов, тихо захожу…

Стол ломится от яств, а ведь жрецы Маха-Ра давно запретили ему любые излишества.

— В провинции обезьян опять беспорядки.

— Нет такой провинции в моей локе, — недовольно хмурится отец, наливая себе еще вина.

— Достаточно, махарадж, — склоняется над ним жрец Маха-Ра.

Отец недовольно взмахивает рукой.

— Провинции нет, а беспорядки есть. Ваш брат, раджа Кабу возглавляет шайку разбойников. Они захватили власть в провинции обезь… На севере провинции слонов, — поправляется посланник. — Он требует возвращение ему замка Параяга.

— Нет. Этот замок будет принадлежать мне, после возвращения наследников, которые по традиции сядут в замке Гаяна. А он получает Пишачи Двар, как мой младший брат.

— Но это нищие земли… А он средний брат.

— Провинция черепах — женские земли и наместноами там испокон веков были женщины. Поэтому провинция досталась моей любимой сестре рани Шрите. Процветание же земель зависит от богов и правителя. Пусть молится и ведет себя мудро.

— Он не молится. Он насаживают мясоедение в деревнях.

О, боги! — с ужасом и отвращением замираю я.

«Где едят рыбу, там равнодушны к чужим страданиям. Где едят мясо, там порождают чужие страдания». Так написано в заповедях Маха-Ра!

Мой прадед прекратил войны и казни в локе, запретив употреблять в пищу и то и другое. А отец тайно оскверняется

рыбой, как сплетничает прислуга. Это первая его махарани Амата, что была родом с Ракатанги, приобщила его к скверной еде. И от этой еды у него подагра, одышка и тяжести в теле. Жрецы Маха-Ра пытаются его вылечить, но всё напрасно. Настойки и звон священных чаш не помогают тем, кто оскверняется.

— На Севере урожаи второй год низкие и крестьяне живут впроголодь. Возможно, чтобы укрепить вашу власть, стоит послать туда немного провианта.

— Абай, — вздыхает отец, доедая кусок халвы. — Нельзя кормить поданных просто так. Иначе они привыкнуть бездельничать и разорят локу. Стихии не мешали им два года выращивать хороший урожай. Ни наводнений, ни заморозков не было. Солнце пекло исправно, дожди изливались. И если есть какие-то недоимки — это результат их лени, пусть голодают. Голод сделает их более трудолюбивыми. Да и голод — это благо. Жрецы Маха-ра все время внушают мне, что голод — это лекарство. Разве лекарство годное для господина, может не годиться простолюдинам? — бросает взгляд на жреца.

— Это так… В заповедях написано «Голодающий — отчищается», однако…

— Очищается, слышал, Абай? — перебивает жрица отец.

Отец говорит, а мне кажется, что его губы превращаются в рыбьи.

Я терпеливо вздыхаю, пытаюсь обратить на себя внимание. Но в душе, мне хочется перевернуть этот стол отцу на шелковый халат. Как можно быть таким жадным и недальновидным, отец? На днях в локе слонов закапывали сгнившие излишки зерна и сушенных фруктов. Молочный скот кормят лучше, чем едят люди на севере. Зачем разжигать бунты и морить их голодом, если нам есть что отдать? И народ снова начнет благоволить к нам.

— Вы подняли налоги, махарадж.

— Незначительно. Потому что урожаи в локе слонов были хорошие.

— Но в локе обезь… На севере урожаи всегда ниже. Зерно там едва растет!

— Народ должен понимать, что мы готовимся к разного рода неожиданностям в связи с открытием границ. И провианта должно быть запасено достаточно.

— Может быть, стоит снизить налоги только на севере?

— Нет. Отправьте туда несколько отрядов, чтобы контролировать беспорядки. Пригрозите, что я возобновлю казни, если бунты не прекратятся. Шанти, — поднимает отец на меня взгляд, — Чего ты хотела, дочь?

— Я принесла Вам, махарадж, лекарство, — держу в руках настойку лотоса, смиренно опуская взгляд.

Отец недовольно морщится.

— Поставь, я выпью позже. Иди… Стой! — тут же окликает меня он. — Как мой сын?

— Джан в себя не приходил.

Ставлю на стол настойку и бегу к махарани. Явной власти у матери нет, отец не прислушивается к ней. Он взял ее совсем девочкой и до сих пор воспринимает как наивного ребенка, хотя она уже вырастила двух взрослых дочерей и его сына от первой жены. Мать не сможет повлиять на отца, но женщины хитры…