Путанабус. Трилогия
Шрифт:
– Фамилия ее. Так легче было израильское гражданство получить, – предварил он не высказанный мною вопрос.
– И сюда ты с ней же?
– Неа, она как раз в Израиле осталась. А мне там было слишком жарко. Не мой климат.
– Ага, а тут в самый раз, да? – меня реально улыбнуло.
– А куда теперь уже денешься с подводной лодки? Раньше надо было думать. Там, за ленточкой.
– И как же ты смог тут в начальники выбиться? Русских, насколько понял, не особо тут жалуют.
– А я блатной. По личной, так сказать, просьбе высокого еврейского начальства. К тому же я по паспорту – еврей. Меня на Новой Земле фактически спрятали от разных «правозащитников», специализирующихся на секторе Газа. И в Патруль тутошний начальником я сразу пришел. С зачетом моего российского звания старшины милиции, конвертированного в израильское звание «Рав Самаль полиции», аттестовали меня уже здесь на стафсержанта. Чуть позже и майора подвесили. Был бы прапором – стал бы ворентом[252]. Изначально так в контракте было оговорено. Еще ТАМ. В Израиле.
– А по деньгам?
– Небо и земля. Любой мой патрульный за староземельную зарплату служить уже не будет.
– Ты все время тут, в ПортоФранко, служишь?
– Да нет, пару месяцев на Мысу чалился с южной стороны Залива. Нас туда – к наглосаксам в командировки гоняют по ротации, как на ТОЙ земле в Чечню.
– А там все так же, как и в Чечне? – поинтересовался походя.
– Даже хуже, – отмахнулся он.
– А что, бывает и хуже? – тут уж удивился.
– Еще как бывает, – утвердил сержант.
– А в русских землях был? ЗДЕСЬ, я имею в виду.
– Был, конечно.
– И как там?
– Как в Польше, – ответил Доннерман загадочной фразой.
– Не понял?
– В Польше, у кого больше, тот и пан. Что тут понимать? – пояснил он шуткой юмора, демонстрируя крепкие зубы.
– Ну а если серьезно, – настаивал я на дележке информацией.
– Серьезно…
Борис почесал затылок, затем огладил его.
– Если парой слов, то в Московском протекторате голимые девяностые, разве что такого оголтелого бандитизма нет, зато есть ментовской беспредел, а под Русской армией – социализм, как при НЭПе[253]. Мелкому частнику еще дают подышать, а крупное – все у государства. Но рынок у них там, не распределение пайковое.
– Дела… Твою же мать. А нормальных мест тут что? Совсем нет? Девяностых я уже нахлебался до рвоты, и социализм также никаких приятных ассоциаций не вызывает.
Просто огорошил он меня.
– Почему нет? В Евросоюзе народ неплохо устроился, когда ТУТ про свою толерастию[254] и прочий мультикультурализм[255] забыл. Вспомнил, как самим работать надо. В Американских Штатах безопасно настолько, что даже оружие не только под запретом ношения, как здесь, гражданам даже строго воспрещено держать его и дома, все обязаны сдавать его на хранение в специальные арсеналы. Не бесплатно, разумеется. У пиндосов же свободно, значит – бесплатно. Фри, одним словом. Выдают там оружие только на выезд. Негров там полно, а вот велфера[256] нет совсем. Все вкалывают, чтобы пожрать. Там за хулиганку срок начинается от двадцати лет, не говоря уже о чемто серьезнее. В Конфедерации так просто рай для белого человека, причем желательно протестанта. Католики с южных штатов тут с французами живут. В Техасе – фронтир и постоянные стычки с бандами латинос[257], а рулят там сумасшедшие проповедники: горцы, мормоны и прочие сектанты. Видал таких по телевизору?
Я поддакнул, подтверждая.
– И живьем тоже случалось наблюдать эти пляски с микрофоном по сцене. Правда, под хороший спиричуалс[258], что примиряло.
Борис отпил глоток кофе и продолжил:
– Но везде, Жора, тут капитализм, с более или менее человеческим лицом. Я имею в виду земли на север от Залива. Вот англы со скоттами[259] и айришами[260] на своих островах пьют почерному, со скуки. Наверное, оттого, что у них тут республики, – Борис усмехнулся. – А вот у валлийцев на континенте наоборот – княжество. В Бразилии вроде неплохо и весело, хотя и привычно бедно. Про Китай умолчу, ты туда не поедешь. А за Китаем на север – Сербия. Страна новая, как там живут – никто не знает пока, кроме того, что к русским относятся хорошо. Это север. А вот южнее Залива все намного хуже. Дикость, варварство, антисанитария, феодализм, государственный бандитизм, помноженный на бандитизм клановый. Официальное рабство. Там только Чечня, то бишь – Ичкерийский имамат, размером со все русские земли, вместе взятые. А главное в том, что все якобы ТАМ уничтоженные федералами амиры ТУТ живут, цветут и пахнут. И хорошо себя чувствуют. Даже те, кто ТАМ официально сдох на зоне, мотая пожизненный срок. Вот такие пироги с котятами. Головы своей я тебе, Жора, не приставлю. Сам думай, куда тебе податься.
– Борь, у меня положение – вроде как об стену убиться, – я вынул сигарету и закурил. – Понимаешь, программаминимум: доставить в русский анклав дюжину сопливых девчат, что висят на моей шее и ответственности. Только потом – свободен. А это – другой конец континента. Чуйка в копчик бьет, что варианты возможны очень плохие. А я один их всех не обороню. Меня просто не хватит на все стороны. Да и не Рембо я ни разу, а матросик с Северного флота, которым и былто целых пятнадцать лет назад.
– А так по жизни ты кем был ТАМ? – поинтересовался сержант.
– Политтехнолог я. Кандидат политических наук. Доктор философии, если поместному.
– Да, парень, ты попал. – Доннерман это слово характерно так растянул, видно, что в удовольствие. – Конкретно попал. Тут тебе не там. Работы по специальности для тебя нигде нет. Тут к своим – и то еще добраться надо. А бывает такое, что на этих дорогах и вооруженные конвои с бронетехникой пропадают. Дам один бесплатный совет: выбирай конвой, который охраняет либо Русская армия, либо конфедераты. Еще ни разу не было, чтобы они свой конвой бросили.
– А остальные?
– Бывали разные варианты, – съехал сержант с темы, – но с русскими и конфедератами ты можешь быть спокоен хотя бы за то, что сначала умрут они, и только потом ты.
– Получается, что в плен тут вообще не берут? И выкупа не требуют?
Невеселая информация, скажем так, мягко.
– Выкуп поначалу требовали, да только получали свинцом. Нынче же все бандиты знают, что выкупа не будет. Никогда. Только и без этого плен у бандитов – хуже смерти, потому как людей они ловят специально для продажи в рабство на юг Залива или наркобаронам в дельту Амазонки. Последнее – самое плохое. Больше года в том климате редко кто протягивает. Гитлеровские лагеря Второй мировой по сравнению с ними – пионерский лагерь «Артек»[261].
Внезапно захотелось выпить. Водки. И срочно.
– Ты, Боря, как знаешь, а мне после всего, что ты тут наговорил, стопарик водочки точно требуется. Для равновесия. Поддерживаешь?
– Разве что по песярику.
Позвали официантку, заказали триста грамм водки и закуски соленой и сочной, что есть.
– Так это все твои проблемы? – Борис вперил в меня твердый взгляд.
– Главная, – ответил я, не уворачиваясь от его гляделок.
– А побочные? – Доннерман все хотел меня переглядеть.
– Из побочных одну я уже решил, а вторая – в том, что кроме двоих, никто из одиннадцати девчат стрелять не умеет. Надо научить. Причем научить быстро, за несколько дней. Пока нам автобус в аппарат для Кэмэлтрофи переделывают.
– И для этого нужен я, – догадался сержант.
– Так точно, – ответил ему повоенному. Просто само вырвалось.
– Ты самто кто по воинскому званию? – заинтересовался Доннерман, зацепившись за последнюю мою фразу.
– Старшина второй статьи. По сухопутному – младший сержант.