Путешественник
Шрифт:
Была уже полночь, когда вернулся капитан Тоба вместе с первыми колоннами настоящей монгольской армии, однако я еще бодрствовал и был рад с ними встретиться. Кровь, которая запеклась на мне, частично была моей собственной, и кое-где она еще продолжала течь, потому что во время нашего сражения воин юэ нанес мне несколько порезов на руках и предплечьях. В пылу битвы я этого не заметил, но теперь они причиняли довольно сильную боль. Первым делом войска поставили небольшую юрту для лазарета, и Баян лично отвел меня к шаманам, жрецам и другим лекарям, помогавшим раненым.
Они промыли мои раны, смазали их целебными растительными мазями и
Снаружи ночную тьму в значительной степени разогнали огни гигантских костров. Вокруг них в победном танце топали и подскакивали воины. Во время танца они пронзительно выкрикивали «ха!» и «хох!» и щедро наливали зрителям арху и кумыс из чаш, которые держали в руках. В результате все напились очень быстро.
Я обнаружил Баяна в компании двух только что прибывших сардаров, пока что абсолютно трезвых. Оказывается, они ожидали меня, чтобы преподнести подарок. По пути движения армии на юг от Батана, сказали сардары, посланные вперед разведчики, как водится, прочесывали каждый городок, деревню и даже отдельные постройки. Это делалось для того, чтобы разогнать всех подозрительных личностей, которые могли быть как воинами юэ, пробирающимися под видом мирных жителей в тыл к монголам, так и шпионами, случайно избежавшими уничтожения. И вот в одном ветхом караван-сарае на проселочной дороге они обнаружили человека, который не мог сказать о себе ничего вразумительного. И тут сардары позвали этого человека и представили его с таким видом, будто делали мне огромный подарок. Признаться, это меня весьма удивило: незнакомец был всего лишь грязным, вонючим бон с наголо выбритой головой, его лицо было все в сгустках коричневого сока лекарственного растения.
— Нет, он не бон, — сказал один из сардаров. — Ему специально задали вопрос, и он четко произнес название города Юньнань Фу. Любой бон сказал бы: «Юньнань Пу». И еще он заявляет, что его имя Гом Бо, но в его набедренной повязке обнаружили эту yin с личной подписью.
Сардар вручил мне каменную печать, я довольно долго ее изучал, но ничего не понял. На мой взгляд, там с равным успехом могло быть написано и Гом Бо, и Марко Поло. Поэтому я обратился за разъяснениями к сардару.
— Имя этого человека Пао, — ответил сардар. — Пао Ней Хо.
— Ага, министр малых рас. — Теперь, когда я знал, кто передо мной, я узнал его, несмотря на маскировку. — Я припоминаю, что когда-то, министр Пао, у вас были трудности с произношением — вы не могли говорить внятно и чисто, выдавая себя за хань.
Он лишь молча пожал плечами.
Я сказал сардару:
— Хубилай-хан приказал мне убить этого человека, если его найдут. Но не могли бы вы поручить кому-нибудь сделать это вместо меня? На сегодня с меня достаточно убийств. Я сохраню эту yin, чтобы показать великому хану как свидетельство того, что его приказ выполнен.
Сардар отсалютовал и хотел увести узника.
— Секундочку, — сказал я и снова обратился к Пао: — Послушайте, напоследок мне бы очень хотелось выяснить: говорили ли вы когда-нибудь о неотвратимости возмездия, которое настигнет, когда этого меньше всего будешь ожидать?
Он ответил отрицательно, хотя, разумеется, мог и солгать. Однако выражение неподдельного изумления на лице бывшего министра убедило меня в том, что это не он шептал мне угрозы в Павильоне Эха. Отлично, значит из списка подозреваемых можно исключить уже двоих! Служанку Биянту и министра Пао…
Я думал, что сардар увел его на казнь, однако на следующий день обнаружил, что Пао все еще жив. Весь курень проснулся поздно, большинство воинов с похмелья мучилось головной болью, но все они немедленно приступили к приготовлениям к погребению Укуруя. Только шаманы, казалось, не принимали в этом участия, ибо занимались совсем другим. Они сидели отдельной группой вместе с осужденным министром Пао и, казалось, заботливо кормили его завтраком. Мне это не понравилось. Я разыскал орлока Баяна и спросил его, почему Пао не убили.
— Его убивают, — сказал Баян. — И чрезвычайно мучительным способом. Он будет мертв к тому времени, когда ему выроют могилу.
Все еще немного раздраженный, я спросил:
— Его что — собираются накормить до смерти?
— Шаманы не кормят его, Поло. Они ложками вливают в него ртуть.
— Ртуть?
— Она убивает, вызывая жестокие спазмы, но она также еще и самое действенное бальзамирующее вещество. Когда Пао умрет, то он сохранит цвет и свежесть, как при жизни. Иди взгляни на труп Укуруя, который шаманы уже наполнили ртутью. Ван выглядит здоровым и розовощеким, как крепкий младенец, и будет выглядеть так целую вечность. Понятно?
— Да, господин орлок. Но почему вероломному Пао оказывают при похоронах такие же почести, как и сыну Хубилая?
— Ван должен сойти в могилу в сопровождении слуг, которые понадобятся ему в загробной жизни. Мы еще убьем и похороним вместе с ним всех юэ, переживших вчерашнюю катастрофу, и пару выживших женщин бон тоже, чтобы Укуруй наслаждался в загробной жизни. Они могут стать привлекательнее после смерти, кто знает. Но особое внимание мы оказываем Пао. Только представь, бывший министр ханства, которого в качестве слуги Укуруй возьмет с собой в загробную жизнь. Что может быть лучше?
Когда шаманы назначили благоприятный час, войска строем прошли рядом с катафалком, на котором лежал Укуруй. Одни двигались пешком, другие ехали на лошадях, но в целом зрелище было величественное, сопровождавшееся воинственной музыкой и скорбным пением. Шаманы зажгли множество костров, от которых поднимался разноцветный дым, и скорбно завывали свои глупые заклинания. В этом представлении в целом можно было распознать похороны, но некоторые детали церемонии оказались мне непонятны. Воины вырыли для Укуруя в земле яму, прямо у границы обвалившихся валунов. Баян пояснил мне, что место было выбрано таким образом, чтобы его не нашли возможные грабители могил.