Путешествие на тот свет, или Повесть о великом хаджже
Шрифт:
– Аль-хамдуллила! Слава всевышнему!
– воскликнул он и, помолчав, без всякой связи с тем, что говорилось до этого, спросил: - Ну, а как в вашей стране идет борьба с пережитками?
– Неплохо. Там, где строят новый дом, непременно выметают остатки старого.
– А разве следует выметать такие «остатки», как поэзия Низами и Бедиля, Саади и Навои?
– Простите, но ваши слова откровение для меня. Кто вам сказал, что поэзия Саади и других классиков это ненужные пережитки прошлого? Кто вам это сказал?
– Так уж повелось в вашей стране.
– У таджиков есть поговорка: «С мельницы пришел я, а ты утверждаешь, что там закрома пусты». Можно очутиться в паутине лжи, но ведь за десятки лет не так уж трудно узнать правду о своей бывшей родине.
Я шепотом передал Кори-ака вопрос брата хозяина. Поскольку среди них я один не был муллой, мне хотелось, чтобы этот мужлан услышал ответ из уст человека, который является для него бесспорным авторитетом.
Кори-ака с улыбкой ответил, что у нас в стране никогда не запрещали произведений классиков, напротив, изучение их введено в программу обязательного обучения в школах.
Я добавил, что диваны поэтов и мыслителей прошлого издаются и переиздаются нашими крупнейшими издательствами во многих тысячах экземпляров и продаются по доступным ценам не только на языке оригинала, но и в переводах на языки народов Советского Союза.
Впрочем, только теперь я вспомнил, что самая хлопотливая часть паломничества завершалась со снятием ихрама. Теперь хаджи и их хозяева имели много времени для разговоров. Беседы с моими спутниками завязывались прямо на улицах и рынках, им задавали разные вопросы и рассказывали разные новости. Тимурджана-кори, например, вчера спросили:
– Говорят, в вашей стране жены обобществлены. Как терпят это положение джигиты-мусульмане?
Молодой кори рассказал нам, что он едва не схватился с этим пустобрехом, но, сообразив, что такой дурацкий вопрос тот мог задать только с чужих слов, сдержал гнев и спокойно разъяснил, как обстоят дела в действительности.
Другого нашего паломника известили о том, будто на родине мы питаемся из общего котла махаллы, то есть, взяв миски и чашки, дважды в день бегаем к квартальному котлу, где Советская власть варит суп из капусты для всех жителей квартала.
Догадываюсь, что источником подобных сведений является «Голос Америки» или радио «Свободная Европа». От их информации несет плесенью обветшалой антисоветской пропаганды. Некоторое время тому назад в Москве были опубликованы протоколы юридической комиссии сената Соединенных Штатов Америки. Еще в феврале и марте 1919 года эта комиссия пыталась вынудить прогрессивного литератора Джона Рида и его жену Луизу Брайант, Раймонда Роббинса и других американцев выступить в печати с заявлением о том, что жены в Советской России обобществлены, все питаются из общего котла, спят под одним одеялом и так далее.
Вся эта трепатня давно осточертела, но примечательно, что в своих передачах на русском языке «Голос Америки» остерегается сообщать такие идиотские сведения, зато на персидском продолжает то же самое и, как выяснилось в последние дни, делает это и на арабском.
По пути из шатра Саадуллы Ферганского мне и Исрафилу снова пришлось выполнять роль знатоков-ювелиров. Какой-то человек показал нам пару женских золотых браслетов, которые вместе с изумрудными и рубиновыми камешками весили примерно граммов восемьдесят. Он попросил нас прочесть номер пробы и сказать из какого золота сделан браслет. Исрафил успешно справился с этой задачей, и владелец браслета, успокоившись и прочитав благодарственную молитву в наш адрес, ушел.
Во время обеда зашла беседа о грехе и благодати.
– Я и мулла Исрафил вот уже два дня как совершаем богоугодные дела. На рынке святого Мина нам не раз довелось подтверждать, что за часы и браслеты с советской маркой покупатели могут быть спокойны: они из чистого золота, - сказал я.
– При чем тут богоугодные дела?
– спросил один из кори.
– А разве помогать ближним не является богоугодным делом?
На этом разговор прекратился. Не отрывая взоров от мисок, все сосредоточенно пережевывали пищу.
Кажется, большая часть моих спутников осведомлена о тайне тех их собратьев, которые одним выстрелом убили двух зайцев: и святой хадж совершили и капиталец нажили на продукции Ювелирторга.
Что можно сказать этим подпольным купцам? «Грех — вынудить мусульманина покраснеть»,- гласит поговорка, а все мы к тому же перед вылетом из Москвы подписали официальную декларацию, что не вывозим за рубеж никаких золотых и бумажных денег или драгоценностей. Этим самым мы торжественно заверили, что являемся паломниками, а не контрабандистами.
Виновный боится дышать. Вот и я сижу молча, ибо в этих махинациях есть доля и моей вины. Эгоист, я-то думал, что меня оскорбляют и накричал на работника таможни! А ведь он, проверяя мои вещи, выполнял свой долг и, конечно, обиделся, когда я крикнул ему, что я советский врач! Будто на лбу человека написано, насколько советским он является.
Если бы я не разбушевался тогда в Шереметьеве, может быть, более тщательно проверили бы мешки и чемоданы, широкие карманы и ичиги кое-кого из моих спутников. Черт побери эти закостеневшие традиции, из-за которых некоторые работники милиции, юстиции и других наших учреждений из уважения к религиозным убеждениям слишком почтительно смотрят на служителей культа. «Религия — тонкая штучка», - говорят они, не задумываясь над тем, занимается ли прислужник религии своим «тонким» делом или другими делишками. Ну да ладно… После драки кулаками не машут. Можно ругать только себя. А все-таки из-за моей неопытности. Гм, видимо, человеку не стыдно до самого последнего дыхания все валить на неопытность. Поэт сказал: «Привычки детства не забываются до старости: даже в гробу я качаюсь, словно в люльке».
Я отправился к изваяниям шайтана. Толпа вокруг не убывала. Как было положено в этот день, паломники швыряли в бессловесных истуканов по двадцати одному камешку. Те, кто особенно близко принял к своему чуткому сердцу оскорбления, нанесенные искреннему другу Аллаха и его сыну, как и вчера, с криками и воплями, проклятиями и бранью бились об ограды.
Из толпы, окружавшей столб, выбрались двое арабов и начали драться. Судя по одежде, оба принадлежали к зажиточным домам. Один высокий и худой, другой среднего роста и полный. Первый - человек, средних лет; второй - парень лет восемнадцати. Противники колошматили друг друга изо всех сил и, наконец, сцепившись, покатились по земле.