Путешествие с дикими гусями
Шрифт:
Пацан испуганно подскочил, судорожно комкая одеяло:
– Не надо, пожалуйста! Не гони меня! Я не могу спать один.
– Все, мля, забодал! Считаю до трех...
– Это не я воняю, а матрас! – затараторил Ссыкун, на всякий случай скатываясь на пол подальше от меня.
– Раз, - угрожающе начал я, загибая палец для наглядности.
– Я его сейчас уберу. Я и на полу могу спать!
– Два и три!
Пацан подхватил «душистую» подстилку за угол и чуть не бегом отволок ее к окну. Наконец-то я мог опуститься на свою постель.
– Вот видишь, уже не пахнет. Можно я тут полежу?
Ссыкун снова стоял передо мной. Вот мелочь настырная!
– Нельзя, - мрачно процедил я.
– Но почему? – пацан захлопал на меня длинными ресницами. Широкий рот кривился, будто уголки губ еще не решили: подняться в улыбке или опуститься в плаче. – Я боюсь один спать. Я никогда не спал один. Всегда или с мамой, или с сестрой. А теперь сестра гонит, а мама... – Подбородок у него задрожал, и я понял, что сейчас не выдержу.
– Да отъ...бись ты от меня! – заорал я шепотом. – ТЫ воняешь, понял? Ты, а не твой ссаный матрас.
Пацан закусил губу, отвернулся и побрел к окну. Лег на свою подстилку спиной ко мне. Накрылся с головой. Лежал тихо, но одеяло на плече мелко дрожало. Я закрыл глаза. Не помогло. Ссыкун пробрался мне под веки, и там беззвучно плакал на непросохшем еще толком со вчера матрасе. Ресницы приоткрылись сами. Мальчишка повернулся опухшим лицом ко мне и смотрел прямо в глаза. Если бы моя больная совесть могла принять человеческий облик, она выглядела бы точно вот так.
Я тяжело вздохнул. Выпростал из-под одеяла руку и поманил страдальца пальцем. Ссыкун стартовал с места, как разжавшаяся пружина. И только добежав до меня сообразил, что оставил все свои вещи под окном.
– Пусть лежат, - остановил я его. – Может, проветрятся хоть немного. Нам и тут места хватит, - я поднял край одеяла и подвинулся, освобождая половину своего матраса. Меньшую.
– Но... – Ссыкун замялся, недоверчиво глядя на предложенную мною роскошь, - что, если я это... опять...
– Тогда я тебя урою, - спокойно предупредил я. – Так что выбирай сам, хочешь ты быть тут – или там, - я кивнул в сторону вонючей груды тряпья под окном.
Пацан вздохнул и полез ко мне под одеяло. Он был холодным, покрытым гусиной кожей и попахивал чем-то сладко-молочным в области рыжеватой макушки. Так пах мой первый и единственный щенок. Он умер от чумки, не прожив и полгода.
Шурик заснул почти сразу. Странно, но его ровное дыхание и тепло согревшегося тела, подействовали на меня, как снотворное. Я дрых почти до самого вечера. А Ссыкун, чудная душа, встал пораньше и перебрался под окно. Стыдно сказать, проснувшись, я подумал, что он сбежал, потому что снова описался. Но постель была сухой и чистой. Просто мальчишка не хотел осложнять мне жизнь. Такой вот оказался... тактичный.
Двенадцать постных блюд. Дания
– Мы заедем в пару магазинов по пути, ладно? – Ник свернул на какую-то боковую улочку и стал искать место для парковки, что в Копенгагене было совсем не просто. – Все закрывается в час, так что нам стремительным домкратом придется, окей?
Стремительным домкратом? Такого я еще не слышал. Рождество на носу, а бедняга Ник так забегался по моим делам, что наверное не успел купить все подарки. Вот и наверстывает теперь упущенное. А я, эгоист, озабоченный своими проблемами, даже и не спросил, где он обретался все это время. Небось студент кучу бабла на гостиницу просадил. Не ночевал же он на вокзале, как бомж какой-нибудь?
Ник наконец приткнул машину на крошечный пятачок в ряду запаркованных вдоль обочины тачек.
– Поможешь мне с покупками?
– Конечно!
Все что угодно, лишь бы хоть в чем-то не быть обузой. Я протиснулся в узкую щель между открытой дверцей и бортиком соседней мазды и потопал следом за студентом. Тихая улочка вывела на другую, запруженную толпами лихорадочно мечущихся между витринами покупателей. Ник ловко выдернул меня из пробки, возникшей перед лотком, торговавшим жареным миндалем, и впихнул в дверь большого обувного магазина. Полки, полки, кроссовки, ботинки, сапоги... Студент порыскал между стеллажей и вынырнул от куда-то с парой кедов – высоких и с белым мехом внутри:
– Примерь.
– Зачем? – удивился я.
– Ну, ты же обещал помочь, - Ник чуть не силком усадил меня на табурет с зеркалом.
Ладно, обещал, так обещал. В конце концов, может, у парня есть брат там младший. Или племянник. Моего возраста. А размер Ник забыл.
Я послушно напялил правый кед – бережно, чтоб не бередить свежелопнувшие волдыри. Надо же, даже пальцы можно распрямить. И не жмет нигде!
– Ну как? – студент заинтересованно разглядывал мою морду, вместо того, чтобы смотреть на ноги.
– Мягенькие такие, как тапочки, - вздохнул я. – И теплые.
– А не малы?
– Серьезно, этот чудак встал передо мной на колени и начал давить на носок кеда. – Да нет, вроде даже место еще есть. Берем?
А я-то откуда знаю?! Но Ник уже схватил коробку и решительно устремился к кассе. Я едва поспевал следом, прыгая на одной ножке и пытаясь развязать шнурки на ходу. Когда мне наконец удалось выпутаться из кеда, студент уже заплатил.
– Зачем ты снял? – удивился он. – Давай второй надевай.
Что я ему, манекен, что ли? Или это... модель на подиуме? Снимай, надевай... А сразу нельзя было сказать, что оба надо померить? Ворча про себя, я все-таки напялил новенькие кеды. Пошевелил пальцами. Кла-асс! Пока я наслаждался, Ник уцепил мои задрипанные шузы за шнурки и сунул их через прилавок. Продавщица мило улыбнулась и отправила мою собственность прямо в... мусорную корзину.
– Эй! – опомнился я. – А мне что теперь, босиком гулять?!
– Зачем босиком? – рассмеялся Ник. – В кедах. Или они тебе не нравятся? – забеспокоился он.