Путешествие с облаками
Шрифт:
Оле не понравилось, что Максим им рассказал, что она под действием кислоты. Парочка рассматривала её как экспонат в музее. Похоже, что про себя самого и Сашу, Максим им ничего такого не сообщил. Конечно это из-за того, что она больше выпадала из реальности, чем они сами, Максим рассказал своим знакомым, что Оля под кислотой, но всё же ей стало неприятно.
Максим и Саша были в более адекватном состоянии, чем сама Оля. Она сделала над собой усилие и постаралась сфокусировать внимание на них, и на разговоре за столом. Оля задала им несколько вежливых вопросов, показывая, что она нормальный человек, а не кислотный торчок. Поддерживать с ними беседу оказалось совсем не сложно,
В ответ на её вежливые вопросы девушка начала говорить практически без остановки. Скоро Оля уже всё знала про них: и сколько времени они вместе, и что они пьют, и что они любят пить, и что они любят делать, и, что они пришли на вечеринку со свадьбы, и как все проходило, и сколько стоила прическа невесты, и много другого. Похоже было, что парочка была под МДМА – им не терпелось пообщаться. Когда они, наконец-то, ушли, Оля вздохнула с облегчением и выпила еще глоточек апельсинового сока.
Максим и Саша заговорили о музыке. Оказалось, что Саша время от времени работает как диджей, и они стали обсуждать разные музыкальные стили.
– А ты какую музыку любишь?
– Максим повернулся к Оле.
– Я люблю разную музыку, но больше транс и хаус.
Максим, выяснив для себя вопрос о ее музыкальных предпочтениях, отвернулся к Саша и продолжил беседу. Оля осталась наедине с мыслями о музыке.
Она любила музыку, но разбиралась в ней не очень хорошо. Музыка приходила и уходила, иногда останавливая ее на полпути, заставляя прислушиваться к себе, иногда затрагивая сердце, иногда оставляя равнодушной, но она всегда была чем-то, что проходило мимо. В детстве музыкальные инструменты, которые она встречала в гостях, завораживали ее, она рассматривала их практически с религиозным чувством, но никому не приходило в голову, что можно отдать её учиться музыке.
Оля поняла, что музыка важная часть её жизни, и может быть это единственное дело, которым ей стоит заниматься. Почему же в своей жизни она редко находила время и место послушать музыку специально? Те же транс и хаус, которые, как она сказала, ей так нравились, она слушала только случайным образом, в основном, на вечеринках. И сегодня музыка проходила мимо - ведь что-то же должны были играть в этот вечер в «Бага баре»?
Как только Оля вспомнила о музыке, та проявилась. Словно кто-то переключил рубильник – Оля услышала мелодию. Женский очень красивый вокал пел на незнакомом языке о чем-то очень грустном. Неожиданно, Олю затянуло во что-то и понесло со страшной скоростью по чему-то темному и яростному.
Олю утянуло в водоворот - и не было возможности остановиться, не было ни секунды понять, что происходит. События сменяли друг друга, мелькали лица, тысячи разных лиц, и она была тоже тысячами. Она была теми, кто копошился как червь на полях, и теми, кто убивал в бою, и теми, кто отдавал приказы и теми, кто подчинялся. Оля ненавидела себя, а еще больше она ненавидела других. Оля знала лишь одну цель – выжить любой ценой. Рвать, метать, прокалывать, нападать, защищать, добывать, отстаивать, убивать, обманывать, – она делала всё, чтобы только жить!
Время проходило - секунда за секундой - в бешеной гонке жизни. Её «Я» было огромным и мерзким, жаждущим власти. Она не просто хотела жить. Теперь ей нужно было жить намного лучше, чем другие. Тех, кто ниже её по положению, Оля искренне презирала, а тех, кто выше боялась, и завидовала им. Внутри неё была темнота и вокруг нее темнота, все были такими же как она сама. Они ненавидели её так же, как и она ненавидела их, так что никому нельзя было доверять.
Ничего не было видно, но темнота вокруг была активной, полной борьбы и желания обладать. Но что-то
И снова понеслась скоростными кругами жизнь. Но теперь Оля ничего не делала, и не пыталась делать. Жизнь за жизнью, ей только говорили, что нужно делать, а если она вдруг недостаточно хорошо понимала, ее жестоко били, иногда убивали. Она покорно со всем соглашалась, и совсем не понимала, что вокруг неё происходит и зачем. Даже смерть её не огорчала, ведь практически ко всему в жизни она оставалась безучастной. Думать ей было не нужно, и уходить из жизни ей было не жаль. Темнота вокруг неё была почти такой же безжизненной, как и темнота смерти.
Вдруг светлое пятнышко возникло, засияв в полной темноте, как маяк. Оля устремилась туда из последних сил. Безумие и бессилие засасывали ее, двигаться было трудно, но свет придавал сил. Все ближе и ближе, наконец, она достигла света, и вошла в него. Оля сидела у колыбели и смотрела на лицо спящего малыша. От его круглой головы и безмятежно сложенной у головы ручки исходил как будто бы свет.
– Я люблю тебя, - вдруг подумала Оля.
Затем, всё снова закрутилось, жизнь за жизнью пролетали как дни. Однако, теперь всё изменилось, ведь в её жизнях появлялись они – её дети. Чистые и светлые, прекрасные, как ничто другое в мире, они освещали её путь ярко как факелы. Оля любила их, и они любили её до тех пор, пока не вырастали. Когда они становились взрослыми, часто этот свет тускнел. Они уходили, чтобы жить или умереть, а когда умирали, то её сердце готово было разорваться. Страдания не причиняли боли, пока они не стали горем, а горем они стали, потому что она узнала любовь.
Жизнь за жизнью тени бежали за тенью, счастье сменялось горечью, и вдруг, когда Оля уже забыла, что может быть по-другому, течение её жизней вновь остановилось. Оля стояла на залитой солнцем средневековой площади. Вокруг торговых рядов толклись люди, но никто не осмеливался подойти к ней близко, ведь она была дочь правителя города. Её положение было намного выше любого из присутствующих на площади людей. Это знали все, поэтому её присутствие на площади вызывало страх.
Впрочем, она остановилась и вышла из кареты лишь на секунду, чтобы подать милостыню нищему, сидящему у края мостовой. Между ними была пропасть. Оля даже не могла вообразить, кто он такой и что у него за жизнь. Но он был человеком, и быть может мать его в детстве любила также, как любила её мать. Ей захотелось его утешить в горестях и дать милостыню в память о своей матери.
Лицо нищего искривила угодливая гримаса. Он протянул руку, чтобы принять милостыню. Когда Оля протянула руку с монетами, их взгляды встретились, и случилось нечто исключительно странное. Оля вдруг стала тремя живыми сущностями одновременно. Оля давала деньги, но она же сидела на мостовой и протягивала руку вверх, чтобы эти деньги получить, а самое странное, что она была в то же самое время и эти деньги и руки. Как будто свет из её сердца, расположенного в теле молодой знатной дамы через её руку, золото монеты и взгляд, проникли в её же, пусть и более темное, сердце, расположенное в теле нищего. Соединившись две искры в сердцах и искра того необъяснимого, что между ними произошло, вспыхнули ярко и тепло, свет озарил её тьму и растопил холод одиночества.