Путешествие с трупом
Шрифт:
– Вы, кажется, хотели получить некоторые сведения? – спрашивает он.
– Да, – отвечаю. – Это я веду дело об исчезновении вашего сотрудника. Он кланяется.
– Я знаю... И поверьте, мы очень благодарны вам за ваши усилия и надеемся, что они увенчаются успехом. Я смотрю на него, потом, не сдержавшись, срываюсь:
– Послушайте, милостивый государь, я вижу, вы прекрасно говорите по-французски, так что мне будет легче высказать свои мысли. Прежде всего я хочу вам сказать одну вещь: я полицейский, и полицейский добросовестный. Моя работа –
Он достает из жилетного кармана очки в железной оправе, дышит на стекла и вытирает их платком.
– Правда? – шепчет он своим по-прежнему доброжелательным голосом.
– Правда, месье... э-э...
– Бразин, – тихо представляется он.
– Меня удивляет, во-первых, то, что вы посвящаете французские спецслужбы в свои домашние проблемы, – это на вас не похоже. Во-вторых, что вы просите меня найти человека, не дав мне его фотографии.
Он пытается вставить слово, но я ему не даю этого сделать и повышаю тон:
– Что касается первого пункта, он относится скорее к компетенции МИДа, чем простого полицейского. Охотно соглашаюсь, что это не мое дело... Но вот пункт второй – самое что ни на есть мое. Почему вы не приложили фотографию пропавшего к вашей просьбе о розыске, месье... э-э... Бразин?
Его глаза сужаются.
– У нас ее нет, – отвечает он.
– Странно! Но допустим, это так. Тогда почему вы не сообщили точный словесный портрет этого человека, а?.. Хотите, я скажу почему? Потому что он не существует!
Он указывает мне на стул и садится сам.
– Вы говорите очень странные вещи, господин комиссар.
– Не надо хитрить. Я получил требование найти атташе советского посольства, по всей вероятности похищенного неонацистской группой, возглавляемой неким Бунксом. Но мне неизвестно об этом атташе ровным счетом ничего, даже его фамилия. Мне показали на собаку и сказали: «Она украла окорок», а о самом окороке ничего не сказали... Так вот, после ряда кровавых приключений я спросил себя, а существовал ли этот окорок вообще...
Он встает.
– Вы позволите? – спрашивает он, направляясь к двери.
Он выходит, а я вытираю лоб. Сложная партия. Надо иметь большое нахальство, чтобы явиться в посольство и говорить такие вещи. Теперь понимаете, почему я не сказал Старику о цели моего визита? Я не мог просить у него разрешения пойти к русским и назвать их врунами в их собственном доме!
Еще я себе говорю, что эта игра может быть опасной... Ладно, дальше будет видно. Я говорил откровенно и надеюсь, что мне ответят тем же.
Проходит десять минут. Любезный маленький человечек возвращается.
– Вы можете пройти со мной? – спрашивает он.
– Пожалуйста!
Он ведет меня в маленький кабинет, обставленный как кабинет директора завода: мебель из светлого дерева, голые стены, картотеки...
Сидящий перед окном за столом для стенографиста тип перестает печатать на машинке.
Это худой мужчина со слишком широким лбом и ввалившимися Щеками. У него тусклый взгляд, тусклый голос, даже жесты тусклые.
– Вы комиссар Сан-Антонио? – спрашивает он меня и представляется: – Анастасьев, личный секретарь посла.
Мы пожимаем друг другу руку с видом боксеров на ринге перед началом молотиловки.
Он смотрит на меня с какой-то спокойной наглостью, ничуть меня не раздражающей.
Все по-честному. Он меня «измеряет».
– Говорите, – произносит он наконец, – я вас слушаю. Кажется, вы настроены против нас?
– "Против вас" я ничего не имею, месье Анастасьев... Я просто пришел обменяться с вами некоторыми соображениями так, чтобы мое начальство не знало о точной цели этого визита.
Я специально подчеркиваю, что мой демарш неофициален, и, если он вам не понравился, вы заявите протест моему правительству и мне дадут по рукам. Но, зная это, я все-таки пришел, потому что добросовестно отношусь к своей работе и потому что я человек честный...
Он не двигается. Бразин прислоняется к стене и о чем-то мечтает. В этом кабинете стоит странная атмосфера.
– Понимаете, – говорю я, – я впервые гоняюсь, за ветром... Я это чувствую, потому что люблю свою работу... Мне это надоело, и я говорю вам как мужчина мужчине: давайте не будем юлить. Если вы от меня чего-нибудь ждете, скажите чего. Если вы считаете меня слишком любопытным, тоже скажите, и я откажусь отдела. Кажется, я веду себя с вами абсолютно честно!
Глава 3
Анастасьев вдруг становится озабоченным.
– Как вы пришли к тем выводам, которые только что изложили нам? – спрашивает он. – Полагаю, вы опираетесь на факты, а не на голые предположения?
– У меня довольно своеобразная манера работать, но до сих пор она приносила отличные результаты. Я доверяю своим предположениям, почему и нахожу потом факты, подтверждающие их...
– В этот раз ваши предположения тоже подтвердились?
– Почти...
– И каковы они, эти предположения?
Я смотрю на него, потом на Бразина... Снимаю перед ними шляпу. Чтобы оставаться такими бесстрастными и далекими, надо обладать потрясающим хладнокровием.
Настал момент выложить все.
– Мои предположения? – переспрашиваю я. – Вот они: Бунксы действуют с вами заодно, мы арестовали не их сына и никакой ваш атташе не был похищен. Я только что получил подтверждение, что человек, содержащийся у нас, не имеет к этой семье никакого отношения. Вот его фотография, а вот фото сына Бункса... Как видите, несмотря на смутное сходство, вызванное общим для обоих светлым цветом волос, это два совершенно разных человека.