Путешествие в Аэроград
Шрифт:
Ну и открывает тут Антоненко авиационный цирк… Минут двадцать, если не дольше, мотал он его по воздуху! Тут тебе и петли, тут тебе и перевороты, и пикирования. В пот бросило самого Антоненко, устал даже, а как ни глянет — пассажир сидит себе и чуть-чуть усмехается.
А когда Антоненко приустал — товарищ, значит, Светлов покачал ему ручкой управления, что в своей кабине, положил ноги на педали, пристроил где-то свой «отчётик», положил на сектор газа левую ладошку и кивнул ему головой в зеркальце, дескать, теперь дай я подведу свой баланс! И начал показывать ему инспекторский класс…
И познал тогда Антоненко: век летай, а не зазнавайся…
Мы летим, словно молоко везём: самолёт не шелохнётся, если закрыть глаза — будто сидишь в комнате.
— Хорошо летать в ясную погоду, — замечаю я.
— На этих высотах почти всегда спокойно, — говорит Павел. — Не то что внизу… Ты летал только на поршневых, — поворачивается он ко мне. — Натерпелся, конечно. Но, скажу я тебе, хоть летать теперь стало намного легче, всё равно нагрузки ощутимы, хотя со стороны это не заметно. Пассажиры, в общем-то, не знают нашей работы.
— Это верно, — подтверждаю я. — Но не беда: мы же тоже не знаем всех трудных профессий. Да и есть ли лёгкие?
…Это была самая очаровательная пассажирка, которую когда-либо вёз мой самолёт. Каштановые волосы вились до плеч, синие-синие глаза смотрели с весёлым любопытством, вздернутый носик и розовые щёки необыкновенно шли ей.
Я увидел её, когда, передав управление второму пилоту, вышел в пассажирскую кабину и, сознаюсь, не удержался, чтобы не подмигнуть ей. Она ответила тем же, и мы рассмеялись.
— Можно к вам? — попросила она, кивнув в сторону пилотской кабины.
Я заколебался, но, не подав вида, спросил:
— Как тебя зовут?
— Анюта.
— Сколько тебе лет?
— Шесть…
— Прошу!
Открываю дверь в пилотскую кабину, и она, гордая оказанным вниманием, осторожно, на цыпочках входит к нам. Я церемонно представил ей членов экипажа. Потом сел в своё кресло, а она осталась стоять между мной и вторым пилотом. Осмотрелась, и начались неизбежные вопросы, на которые нам нелегко было ей отвечать.
Наконец неуёмное любопытство нашей гостьи было удовлетворено.
— Спасибо, — сказала она. — Мне можно уйти?
— Если хочешь, да.
И вдруг Анюта обняла меня за шею и благодарно поцеловала. Бортмеханик открыл ей дверь — она убежала в пассажирский салон. А я задумался и долго смотрел вперёд, на ровную и чистую линию никогда не достижимого горизонта…
С той поры я особенно любил летать с пассажирами…
Хороша ты, лётная работа. Но и сложна жизнь авиатора!
Хоть в твоих руках и техника и всегда ты живёшь в самой Природе, а сколько тонкостей вокруг и сколько надо знать ещё и такого, о чём не сказано ни в одном учебнике, чего не было в экзаменационных билетах.
Скажем, всем известно, что лучшая пора года — лето. Какие великолепные многометровые кучевые облака воздвигает оно! Причудливые их формы волнуют твоё воображение. То летишь над фантастическим, шевелящимся «айсбергом», то стремительно вонзаешься в тёмно-синий «туннель», продуваемый невидимой струёй попутного ветра. А грозы? Нет в мире ничего прекраснее летней грозы, особенно наблюдаемой с земли!..
Но упаси бог подойти к ней близко!
Дрожь пробегает по могучему металлическому телу самолёта. Стрелка высоты скачет то вверх, то вниз, тебя то вдавливает в сиденье, то плечи упираются в привязные ремни. Только моторы упрямо мчат машину, полагаясь на разум и осторожность пилотов, успокаивают пассажиров ровным слаженным гулом.
Ты умело маневрируешь, порой изрядно накреняясь то на левое, то на правое крыло в поисках просвета. Чем сложнее погода, тем с большим уважением следует отнестись к ней!
Гроза снисходительна лишь к смелым людям, умеющим обуздать свой страх, укротить его волей, знанием, способностью видеть, что и как делается вокруг, а когда необходимо — рискнуть.
Но если гроза нарушает границы обоюдной дружбы и уважения и создаёт условия безвыходные, принуждая тебя возвратиться на аэродром вылета или сесть на запасном, то есть признать своё поражение, возвратись — это поступок настоящего пилота.
…Если ранней весной или поздней осенью приходится лететь в неспокойных облаках — делай вид, будто не замечаешь этого.
В очень же сильную болтанку — «не связывайся» с ней, меняй высоту полёта и поскорее выходи из неспокойной зоны. Тебе лучше и пассажирам приятно.
В сильный встречный ветер терпи, если хватит горючего. При добром попутном — радуйся. Будет хорошая производительность полёта, и, опять же, пассажиры тебя похвалят, будто ты сам подталкивал самолёт…
А как приятно летать весной, когда небо «оттаивает»! Смотришь на землю с интересом первооткрывателя. Как будто все прежнее, ан нет. За зиму появились новые районы городов, промышленные комбинаты, посёлки, ночью примечаешь ещё незнакомые «созвездия» и «галактики» внизу — живые, воистину творческие огни…
Человек в полёте — это, ребята, в полном смысле возвышенно!
Ты в Небе, а познаёшь и Землю. Так и хочется сказать, что, кроме всего, он, Аэрофлот, — Крылатый Географ…
Входим в облака
Наш самолёт входит в облачность…
Известно, что сегодня без метеорологии, без данных о фактической погоде и прогноза не обходится ни один полёт в Аэрограде.
Знать погоду надо и пилотам сверхзвуковых пассажирских самолётов, летающих столь высоко, что и сама погода остается где-то далеко под ними. Ведь пока СПС наберёт свою крейсерскую скорость и высоту, он пролетит километров пятьсот, да после на снижение уйдёт не меньше, а на эшелоне он будет лететь так стремительно, что данные погоды придётся обрабатывать специальными машинами…