Путешествие в будущее и обратно
Шрифт:
И дальше Солженицын в том же стиле расправляется с Войновичем за его книгу «Москва 2042» (не называя ее!), прототипом одного из главных героев которой он выступает. Обвиняет Солженицын Войновича в злобе, мести, в «пошлости фантазии» и «мелкости души» и т. д. в том же духе. (Что называется, обвиняет, глядя в зеркало!)
А вот как рассказывал Войнович про эпизод, упомянутый Солженицыным в скобках. Оказавшись на Западе (в Мюнхене), Войнович узнал, что Имка-Пресс, издававшая его произведения, намерена уплатить ему очень маленький гонорар. Усовестить издательство ему не удалось, и
— Старик, Исаич передает тебе телефонограмму!
— В чем дело?
— Бери ручку и записывай!
— Ну взял.
— Диктую: «Передать Войновичу: стыдно русскому писателю судиться с русским издательством из-за гонорара. Надо поладить миром». Записал?
— Записал. А у тебя есть бумага и карандаш?
— Есть.
—Тогда записывай ответ: «Передать Солженицыну, чтобы шел на ...!»
И Войнович продиктовал всемирно известное сочетание из трех букв.
В «Москве 2042» Штейн выведен под именем Зильберовича, которого Сим Симыч Карнавалов время от времени для порядка приказывает пороть на конюшне. Той самой, в которой стоит Белый конь, на котором Сим Симыч намеревался въехать в Москву после падения там коммунизма.
Ответ Войновича — невероятный героизм в русской эмиграции, все равно что грудью на амбразуру. Как, напомню, и выступление Виктора Файнберга против НТС. Хотя, по сути, какой тут героизм: что мог Солженицын сделать Войновичу — соли на хвост насыпать? Но российские эмигранты боятся любого «начальства», как волки красных флажков, в том числе и начальства виртуального, выдуманного ими самими.
Сергей Довлатов написал мне в письме от 29 октября 1984года:
«Что касается нью-йоркской жизни, то она во всех своих разделах и формах затухает, если не считать холуйства, которое вопреки всеобщему упадку — ширится, крепнет и превращается в доминанту нашей «культурной» жизни. Людей, которые почему-то еще не стоят раком, можно пересчитать уже даже не по пальцам, а по ушам.
Откровенно говоря, я все еще этому удивляюсь. Мне казалось, что уж на Западе-то мы все станем прямыми, открытыми и храбрыми. Хотите верьте, хотите нет, но я знаю людей, которые в московских и ленинградских редакциях вели себя более смело и независимо, чем здесь. Это почти невероятно».
Мне тоже трудно найти объяснение этому феномену. Я вспоминаю, как Эренбург когда-то писал, что люди, геройски воевавшие на фронте, терялись и робели в кабинетах начальства. Но в те времена начальство имело в своих руках колоссальную власть, не было виртуальным...
К слову, когда было опубликовано мое письмо Солженицыну, я получил строгий письменный выговор от супругов Копелевых за то, что взял недопустимый тон по отношению в Великому писателю!
Войнович в романе «Москва 2042» «осмелился поднять руку» не только на духовного, но и на реального, нынешнего вождя России, на что многие не обратили внимания. Роман, напомню, начинается в Мюнхене, и там выясняется, что за героем романа следит местный резидент КГБ, который даже вступает в прямой контакт с героем. Когда же последний прилетает в Москву 2042 года, он узнает, что у власти в стране стоит уже не ЦК КПСС, а ЦК КГБ во главе с его мюнхенским знакомцем, бывшим резидентом этой «конторы» в Германии.
После прихода к власти в нашей стране в 2000 году КГБ (ФСБ) во главе с Владимиром Путиным, бывшим резидентом КГБ в Германии, я позвонил Войновичу и поздравил его с блистательной реализацией его фантазии. (Я, кажется, сделал это первым!) Но шутки шутками, а ведь факт-то на самом деле поразительный. Тем более, что во главе «духовной власти», православной церкви, тоже стоит бывший сотрудник КГБ. Теперь, задним числом, мы должны признать, что приход к власти чекистов соответствовал внутренней логике развития нашей страны. И эту логику уловил Войнович. Возможно, на подсознательном уровне. Умом ведь Россию не понять!
Но что касается совпадения с приходом к власти бывшего резидента КГБ в Германии, то тут уже — мурашки по коже! Тут уже мистика! Я еще сопротивляюсь впадению в мистику, однако случайным совпадением такое тоже трудно назвать!
И Солженицыну, вернемся к нему, надо было бы вместо того, чтобы сводить с Войновичем счеты, благородно признать его победу в соревновании за более глубокое понимание России и ее будущего.
Стиль полемики
Статья Григория Померанца
И еще одна забавно-печальная история. В брошюре «Наши плюралисты» Солженицын в присущей ему манере громит диссидентское демократическое движение, «демдвиж», и применяет прием, которому трудно найти название: не указывая имена цитируемых «плюралистов», перемежает, обкладывает их высказывания примитивными русофобскими цитатами, либо им самим сочиненными, либо взятыми из желтых эмигрантских газеток. В брошюре этой немало цитат и из моих статей, которые также обложены всякой грязью. Имя мое он, конечно, не упоминает, но один раз обзывает меня «сыном коммунистического вожака»(?!?).
И вот появляется в самиздате, а затем и в парижском «Вестнике РХД» (1984, № 142) статья философа Григория Померанца «Стиль полемики», посвященная анализу «Наших плюралистов». Начинается она словами:
«Одновременно (с «Нашими плюралистами». — В. Б.) читал выступления Солженицына в Японии и на Тайване, поразил контраст. Японцев Александр Исаевич пытается понять и убедить. А плюралистов — и не пытается, только растоптать и стереть в порошок. Думаю, что через некоторое время опять придется объяснять, что его неправильно поняли. И что он вовсе не хотел сказать то, что он сказал» (с. 288).
Померанц далее пишет, что если раньше Солженицын часто не указывал страницы при цитировании, то в «Плюралистах» — нет и имен авторов цитат! И Померанц вопрошает:
«Как мне понять, где перегиб, где его нет, если фразы выдраны из контекста и ни имени, ни адреса? Кажется, что сравнение России с девушкой, которую все насилуют, — сарказм, и вовсе не против России, а против идиотской теории, что огромная страна была в 1917—1918 гг. изнасилована кучкой инородцев. Это надо было бы проверить, но где?» (с. 293).