Путешествие в каменный век, Среди племен Новой Гвинеи
Шрифт:
Белые песчаные берега и зеленые джунгли и в дождь, и под лучами яркого солнца кажутся ничейной землей, над которой навис почти призрачный блеск. Именно здесь, среди этого затерянного мира, Рауль Ёста Бранд вновь обрел тот рай, с которым распрощался более 40 лет назад, когда оставил свой маленький хуторок Свалильт в долине Симлунгсдал, что раскинулась в шведской губернии Халланд. На отлогом песчаном берегу, в том месте, где начинается подлесок, он построил две хижины - свой домашний очаг, который он не намерен покидать до конца дней. Это место привлекло его потому, что восточный берег Паки образует бухту, в спокойную погоду туда можно подгрести на лодчонке к самой суше и привязать лодку к дереву. А кроме того, там, где Ёста выкорчевал кустарник, земля оказалась настолько плодородной, что все шесть кокосовых пальм, посаженных им по прибытии на остров свыше десяти лет назад, уже плодоносят.
Бухту, где стоят его хижины, Ёста называет Дестини-Бей, что в переводе с английского значит "Бухта судьбы". Перед большей хижиной, в которой находится "спальня" со сплетенной из травы циновкой, он из корабельных досок соорудил входную дверь, на которой белой краской по-английски написал свое жизненное кредо. Его девизом послужил припев популярной песенки, лет десять назад обошедшей весь мир: "Чему быть, того не миновать. Никто не знает, что с ним случится завтра".
А Ёста говорит:
– Вряд ли найдутся слова, которые лучше подошли бы ко мне. Моей судьбой правит случай, но, как бы прихотлив он ни был, в нем есть своя закономерность. То, что я искал на протяжении полусотни лет, ждало меня на этом островке. Вот почему я написал на двери эти слова: я гляжу на них каждый вечер, прежде чем ложусь спать.
Во второй хижине Ёста оборудовал кухню. Ее тонюсенькие стенки он покрыл куском парусины, так что издали кухня напоминает большую палатку. Между хижинами в земле вырыта открытая печь, где в первый же вечер нашей встречи хозяин готовит для нас курицу.
Рауль Ёста Бранд - современный Робинзон Крузо - вероятно, один из последних белых людей, добровольно бежавших от благ цивилизации. У него нет и никогда не было столкновений с полицией, но им с самого детства владело стремление к обособленной жизни, и с годами это желание окрепло.
– Возможно, я всегда был эгоцентричен, - говорит Ёста, поворачивая курицу над огнем другим боком.
– В молодости чувство одиночества временами причиняло мне даже боль, но теперь, с возрастом, я нахожу его удивительным. Я позволил ветрам и течениям взять надо мной власть, никто меня нигде не ждал. В трудные минуты находил утешение, обращая взор к звездам или к волнам, что бьются об эти берега. За те годы, что я плавал матросом, мне доводилось встречаться с самыми разными людьми - и хорошими, и плохими. Я повидал почти все крупные города мира, но не захотел поселиться ни в одном из них. Городская жизнь всегда меня страшила. Никогда не забуду слов одного норвежского шкипера, сказанных им во время шторма, когда мы огибали мыс Горн: "Если я переживу этот кошмар, то открою рыбный магазинчик в Тведестранне... Хочу видеть волны только в бассейне для рыб". Я тогда стоял за штурвалом и слушал его причитания. Мне в ту пору едва минуло двадцать, и я твердо знал, что рыбная лавка не для меня. Я уже тогда мечтал найти пустынный остров и поселиться там навечно.
Без преувеличения скажу, что с тех пор вся моя жизнь была долгим поиском желанного острова... На это ушло целых тридцать лет. Лишь десять лет назад волны выбросили меня на этот песок. Я словно плавник, всегда меня несло к самым дальним берегам. По тем меркам, какими вы определяете богатство, я человек бедный, сам же я считаю себя богаче всех на свете: здесь я король и подданный, хозяин и работник. У меня вдоволь еды и питья. Ведь тот, кто никогда не вкушал свежей дождевой воды с зеленого листа пальмы, даже не подозревает, что есть напиток, с которым не сравнится самое выдержанное вино. Охота и рыбалка для меня и источник развлечений и хорошая зарядка. А когда раз-другой в году кончаются патроны или соль, мне ничего не стоит отправиться в пролив, где ходят корабли, - на это уходит четверо суток - и окликнуть какое-нибудь судно. Я продаю крокодиловую кожу или обмениваю ее на то, в чем нуждаюсь.
– И тебе не хотелось бы вернуться на старости лет в Швецию?
– Не думаю, чтобы я смог жить теперь в Швеции. Конечно, это прекрасная страна, но, если бы я жил там, я просто скитался бы по лесам как отшельник и власти вскоре поместили бы меня в какое-нибудь заведение. Ведь в Скандинавии таких, как я, считают чудаками, людьми не от мира сего, верно? Здесь же, на этом острове, у меня вдосталь времени для раздумий, и я искренне убежден, что обрел истинное счастье. Я прекрасно отдаю себе отчет, что могилой мне станет море и ни один священник не прочитает молитвы над моим телом. Но меня это не беспокоит. Люди в основном живут в обществе, у них есть возможность опереться друг на друга. Но умирать... умирать надо в одиночестве, и коль скоро я так долго был один, то мысль о смерти меня не пугает. Я лишь надеюсь, что, когда настанет эта великая минута, я смогу почувствовать ее заранее. Тогда я отправлюсь в воды лагуны и там подожду наступления смерти. Отлив унесет меня в Тихий океан, где я найду свою могилу. С юношеских лет океан был моим лучшим другом, и мне хочется умереть в его объятиях.
3
Устрова, где ныне живет Ёста Бранд, или одного из соседних с ним островов в мае 1789 года достигли капитан "Баунти" Уильям Блай и оставшиеся ему верными члены экипажа в ходе своего опаснейшего плавания в утлом баркасе к голландской колонии Купанг, после того как недалеко от Тофуа (архипелаг Тонга) их корабль был захвачен Флетчером Крисченом и другими мятежниками. Тогда Блай и его измученные спутники не знали, что всем им удалось бы спасти жизнь, а мятежники были бы схвачены, направь они баркас южнее с внутренней стороны рифа, вместо того чтобы пересекать опасный Торресов пролив к северо-западу. В этом случае Блай наткнулся бы на английскую штрафную колонию Порт-Джексон Ботани-Бей, созданную всего за год до трагических событий. Здесь ему тут же оказал бы помощь один из возвращавшихся в Англию фрегатов, и можно не сомневаться, что мятежников удалось бы схватить еще на Таити, прежде чем они навсегда исчезли на борту "Баунти" в направлении далекого и неизвестного острова Питкэрн.
Но штрафная колония, положившая начало заселению Австралии, была создана уже после того, как "Баунти" покинул берега Англии, поэтому Блаю не оставалось ничего другого, как направиться в Купанг, что на острове Тимор. Туда же бежали еще несколько человек - та небольшая группа, о которой доподлинно известно, что ей удалось вырваться из ада в Ботани-Бей и бежать в Ост-Индию, преодолев на лодке по океану и вдоль неведомых берегов более четырех тысяч миль. По иронии судьбы группу возглавлял человек по имени Уильям, но он не имел ничего общего с вздорным английским капитаном Уильямом Блаем. Это был бывший батрак из Корнуолла Уильям Брайант, осужденный на "пять лет высылки в Новую Голландию за кражу предмета стоимостью не менее пяти шиллингов": Брайант присвоил принадлежавшую помещику овцу. Незадолго до этого он женился, его жена Пэтти ждала ребенка. Семье не на что было жить, и Уильям решился на отчаянный шаг: украл овцу у помещика, у которого их насчитывалось свыше 2000. Кражу обнаружили, Уильяма схватили и вместе с молодой женой отправили в ссылку в колонию "на край света".
Сейчас трудно даже представить себе условия, в которых находились тогда арестанты. На Темзе и в английских гаванях стояли пришедшие в негодность суда, и на них из года в год содержались заключенные. Некоторые из них были настолько истощены, что не могли стоять. В 1787 году английский парламент принял наконец решение о создании места ссылки на побережье Новой Голландии. Туда отправилась флотилия из одиннадцати судов. На борту каждого судна находилось не менее 800 заключенных (среди них были и Уильям Брайант с женой), а также четыре роты морской пехоты (некоторые пехотинцы с женами и детьми) и 443 матроса. Вслед за первой группой вышла вторая, в 1791 году - третья, которая доставила в колонию 1865 мужчин и 144 женщины легкого поведения.
Состав ссыльных был самым разнообразным. Даже зная о жестокости, царившей в XVIII столетии, всеобщем обнищании и глубочайшей пропасти между богатыми людьми и бедняками, трудно вообразить те цинизм и безжалостность, которые проявляли власти к нарушителям закона. 300 ударов плетью - больше, чем может вынести средний мужчина, - таково было обычное наказание за кражу овцы, причем возраст "преступника" не имел значения. Он вор, и этим было все сказано. За такие преступления полагалась ссылка. Сегодня за многие из них нарушитель отделался бы замечанием или небольшим штрафом. В те же времена человека могли сослать "на край света" за поджог кустарника, браконьерство и ловлю рыбы в водах, которые принадлежали знати. Достаточно было быть обвиненным в краже "корнеплодов, дров или растений на сумму свыше 5 шиллингов", попасться на карманной краже не более чем на 1 шиллинг (что спасало от казни), вскрыть чужое письмо - и виновного ждала ссылка. Датчанин Юрген Юргенсен, человек весьма причудливой судьбы (он, в частности, претендовал на роль короля Исландии), был сослан в Новую Голландию за то, что осмелился возвратиться в Англию после того, как получил предписание о высылке. Двоеженство и "безнравственное сожительство" карались отправкой в Новую Голландию (Австралия). Немало людей месяцами носило в трюмах кораблей по волнам океана, прежде чем они завершали свой жизненный путь в колонии Ботани-Бей, где, по свидетельству источников того времени, летом стояла такая жара, что птицы и летучие мыши замертво падали на землю.