Путешествия к Лобнору и на Тибет
Шрифт:
Климат Ала-шаня отличается от климата соседних частей Гоби тем, что здесь, т. е. в Алашанской пустыне, по крайней мере в восточной ее части, летом не особенно редко падают дожди. Они приносятся, вероятно, юго-восточным китайским муссоном, который достигает здесь своей крайней западной границы. Но количество выпадающей влаги все-таки ничтожно и сухость воздуха в пустыне вообще страшная в течение круглого года. Бури в Ала-шане также нередки, в особенности весной. Во время зимы почва свободна от снега, который изредка выпадает в небольшом количестве и тотчас же растаивает. Летние жары в песках нестерпимы. В особенности невыносима, как говорят, бывает жара в местности Бадан-джарин [Бадан-джаранг], лежащей в 15 днях пути к западо-северо-западу от города Дынь-юань-ина. В Бадан-джарине, по словам монголов, сыпучие пески достигают размеров небольших гор [545] и страшно накаляются летним солнцем. «Жарко, как под этим котлом», – говорил рассказчик-монгол, показывая пальцем в огонь, на котором варился наш обед.
545
Кроме того, в Бадан-джарине, по сообщению монголов, лежат пять небольших соленых озер.
Бадан-джарин служит местом ссылки алашанских преступников. Хорошо же, должно быть, это место, если сравнительно с ним остальной Ала-шань считается благодатной страной!
Флора. Как однообразна Алашанская пустыня своим внешним видом, так однообразна она и своей органической жизнью, являющейся притом лишь в скудном количестве форм. Из растений здесь чаще всего встречаются различные солянковые, обыкновенно весьма обильные водянистым соком, который не испаряется через плотную наружную кожицу листьев или хвощеобразных ветвей; другие растения также почти всегда кривые, уродливые или сильно колючие. Одинокий цветок можно встретить только как редкость, и притом он всегда производит грустное впечатление, являясь словно заблудившимся среди этого царства смерти. [546] Наиболее разнообразная флора описываемой пустыни встречается на окраинах сыпучих песков, там, где к ним подмешивается лёссовая глина, а также на лёссовых площадях, не слишком соленых. В первом районе растут: из кустарников – хармык (Nitraria Schoberi), Calligonum mongolicum, Zygophyllum xanthoxylon, Eurotia ceratoides, Caryopteris mongolica, Artemisia campestris [джузгун монгольский, парнолистник, терескен, кариоп-терис, чернобыльник] и какой-то кустарник семейства бобовых с кожистыми неопадающими листьями; из трав – лук трех новых видов – Allium mongolicum, A. polyrhizum, A. Przevalskianum [луки монгольский, многокорневой, Пржевальского], Lagochilus diacanthophyllus, Inula ammophila [девясил], Tournefortia Arguzia, изредка Carduus leucophyllus и Echinops Turczaninowii (чертополох и ежевник]. Многие из этих растений попадаются также и на глинистых площадях. Сверх того, там являются: Reaumuria songarica [реамюрия], мелкие семена которой монголы употребляют в пищу, ревень (Rheum uninerve), Tribulus terrestris, Zgophyllum mucronatum n. sp., Umbilicus ramosissimus, Astragalus melilotoides [якорцы, парнолистник, горноколосник, астрагал]. Там, где лёссовая глина влажна от подземного питания водой, растут: дырисун (Lasiagrostis splendens), довольно, впрочем, редкий, и различные солянки: Salicornia herbacea, Halogeton arachnoideus, Salsola gemmascens, Kochia millis, Kochia scoparia, Suaeda salsa (?), Kalidium foliatum, Sympegma Regelii [солерос, галогетон, солянка почечконосная, кохия, шведка, поташник, бударгана]. В самых песках, спорадически, но почти всегда во впадинах или ямах, между холмиками и увалами, произрастают: сульхир (Agriophyllum gobicum), доставляющий местным монголам съедобные семена, мохнатый и обыкновенный тростники (Psamma villosa, Phragmites communis), [547] [ «дикая редька»] – Pugionium dolabratum n. sp. местами весьма обильная; из кустарников: саксаул (Haloxylon ammodendron), произрастающий лишь в Северном Ала-шане, обыкновенно редким насаждением, притом большими площадями и не исключительно во впадинах песчаных холмов; акация (Caragana Bungei), Myricaria platyphylla n. sp. и чагеран (Hedysarum arbuscula n. sp.), залитый во второй половине августа красивыми, совершенно как розовый горошек, цветками.
546
Флора Алашанского хребта довольно разнообразна, но этот хребет не принадлежит пустыне.
547
Ползучие корневища этого последнего в 2–3 сажени длиной, иногда инкрустированные известью, будучи выдуты ветром, нередко вьются по поверхности песка.
Фауна. Фауна Алашанской пустыни так же бедна, как и ее флора. За все здесь путешествия [548] мы нашли только 9 видов диких млекопитающих. Из них хара-сульта (Antilope subgutturosa) и волк (Canis lupus) – самые крупные; затем следуют: лисица (Canis vulpes), заяц (Lepus sp.), еж (Erinaceus auritus), летучая мышь (Vespertilio sp.), тушканчик (Dipus sp.) и два вида песчанок (Meriones). В хребтах Алашанском и Харанарин-ула водятся: марал (Cervus sp.), кабарга (Moschus sp.), [549] аргали (Ovis sp.) и куку-яман (Pseudois burrhel), но звери эти не принадлежат пустыне.
548
В 1871, 1872, 1873 и 1880 годах.
549
Эти два вида водятся лишь в лесном Алашанском хребте.
Среди птиц больше разнообразия. Из оседлых наиболее характерными служат: больдурук (Syrrhaptes paradoxus), саксаульная сойка (Podoces hendersoni), саксаульный воробей (Passer timidus n. sp.), мохноногий сыч (Athene plumipes), пустынный вьюрок (Erythrospiza mongolica), пустынная славка (Sylvia aralensis) и пустынный жавороночек (Alaudula cheleensis); из прилетающих гнездиться – коршун (Milvus melanotis), удод (Upupa epops), славка-пересмешка (Sylvia, curruca), черногорлый чекан (Saxicola atrogularis), пустынный сорокопут (Lanius arenarius) и малый журавль (Anthropoides virgo), изредка попадающийся летом возле колодцев. Пролетных осенью птиц мы встретили, против ожидания, в значительном количестве, но об этом речь впереди.
Из пресмыкающихся Алашанская пустыня весьма богата ящерицами, как по сравнительному числу видов, так и в особенности по количеству экземпляров. Местами эти ящерицы попадаются чуть не на каждом шагу. Все они принадлежат к двум родам: Phrynocephalus и Podarces. [550] К первому относятся три вида: Phrynocephalus przewalskii n. sp., Phr. affinis n. sp., Phr. versicolor n. sp., привезенные из первого моего здесь путешествия, и один или два вида (еще не описанные), добытые при настоящем путешествии. К роду же Podarces (подрода Eremias) принадлежат шесть или семь видов, а именно: Podarces quadrifrons n. sp., P. brachydactyla n. sp., P. kessleri n. sp., P. pylzowi n. sp., P. przewalskii n. sp., P. argus, Podarces sp. Змей в той же Алашанской пустыне найдено нами три вида: Zamenis spinalis, Taphrometopon lineolatum и Trigonocephalus intermedius, а земноводных один вид – Bufo raddei [монгольская жаба]. Рыбы в Ала-шане нет вовсе, так как ей негде водиться; насекомых также очень мало.
550
Специальное описание пресмыкающихся Ала-шаня, равно как и других добытых при первом моем путешествии в Центральной Азии, сделано академиком А. А. Штраухом и помещено во II томе «Монголия и страна тангутов».
Население. Население Ала-шаня незначительно, как и следует ожидать при бесплодии этой страны. По сообщению местного князя, в его владениях ныне до трех тысяч юрт, следовательно, около 15 000 душ обоего пола, в том числе до сотни киргизов, некогда перешедших сюда с Куку-нора. В административном отношении Ала-шань составляет один аймак, разделенный на три хошуна; последние делятся на восемь сумо. Управление сосредоточено в руках цынь-вана, т. е. князя второй степени.
По своему наружному типу алашанские монголы, принадлежащие к племени олютов, резко отличаются от коренных монголов-халхасцев, и нередко весьма походят на китайцев, конечно, вследствие помеси с этими последними. Одежду часто также носят китайскую. Женщины отличаются своей толщиной; поведения они самого легкого. Лам, т. е. лиц духовных, среди населения множество; кумирен также немало. Народ живет бедно, притом сильно отягчен податями, собираемыми в пользу местного князя.
Земледелия алашанцы не знают; занимаются исключительно скотоводством, главным образом разведением верблюдов, на которых возят соль в ближайшие китайские города и берут подряды для доставки в различные места китайских товаров.
Общее впечатление [от] пустыни. Тяжелое, подавляющее впечатление производит Алашанская пустыня, как и все другие, на душу путника. Бредет он с своим караваном по сыпучим пескам или по обширным глинисто-солончаковым площадям и день за днем встречает одни и те же пейзажи, одну и ту же мертвенность и запустение. Лишь изредка пробежит вдали робкая хара-сульта, юркнет в нору испуганный тушканчик, глухо просвистит песчанка, затрещит саксаульная сойка или с своим обычным криком пролетит стадо больдуруков… Затем нередко по целым часам сряду не слышно никаких звуков, не видно ни одного живого существа, кроме бесчисленных ящериц… А между тем летнее солнце печет невыносимо и негде укрыться от жары; нет здесь ни леса, ни тени; разве случайно набежит кучевое облако и на минуту прикроет путника от палящих лучей. В мутной желтовато-серой атмосфере обыкновенно не колыхнет ветерок; являются только частые вихри и крутят горячий песок или соленую пыль…
Вплоть до заката жжет неумолимое солнце пустыни. Но и ночью здесь нет прохлады. Раскаленная днем почва дышит жаром до следующего утра, а там опять багровым диском показывается дневное светило и быстро накаляет все, что хотя немного успело остынуть в течение ночи…
Зимой картина пустыни изменяется, но только не внешним видом все той же унылой природы, а главным образом относительно климатических условий. Взамен невыносимых жаров теперь наступают столь же невыносимые холода, [551] от которых трудно спасаться человеку, при неимении прочного жилья и древесного топлива. Частые бури еще более усиливают леденящую стужу. Там, где несколько месяцев ранее стояли тропические жары, теперь наступают чуть не полярные холода – и много нужно жизненной энергии, в особенности для растений, чтобы не погибнуть при подобных крайностях климата, не говоря уже о других невзгодах здешней мачехи-природы…
551
По крайней мере в северных пустынях, каковы Джунгарская и средняя Гоби.
Начнем снова о путешествии.
Наш путь из г. Даджина. Передневав возле г. Даджина, окрестности которого, некогда разоренные дунганами, стояли и теперь в том же запустении, какими мы их видели семь лет тому назад, мы пошли в Ала-шань прежним своим путем. Только на этот раз имели двух проводников, [552] довольно хорошо знавших дорогу. По пути, по крайней мере на первых трех переходах до границы Ала-шаня, не было прежнего безлюдья, но довольно часто попадались китайцы, которые пасли казенных лошадей. За неименьем лучшего корма, эти лошади довольствовались бударганой и другими солянковыми травами пустыни.
552
В 1873 году, при возвращении из Тибета, мы шли через Южный Ала-шань без проводника и ради этого чуть было не погибли, заблудившись в пустыне.
Перейдя Великую стену, которая тянется в четырех верстах северней Даджина и представляет здесь собой не что иное, как сильно разрушенный глиняный вал сажени три высоты, мы ночевали в первый день возле китайской фанзы Ян-джонза, где и прежде останавливались два раза. Упоминаемая фанза представляет собой тип большей части деревенских построек этой части Китая. Она окружена для безопасности от нападений высокой глиняной стеной, внутри которой находятся все помещения. Только колодец выкопан вне этой ограды и достигает замечательной глубины – 180 футов. [553] Вода в нем отличная. Ее температура, измеренная теперь нами 11 августа, имела +13,3 °C, почти столько же (+13,7 °C), как и 31 мая 1873 года; но 16 июня 1872 года, при первом нашем здесь следовании, вода того же колодца имела лишь +6 °C. Как и в прежние разы, пришлось таскать воду для пойла наших животных посредством длинной веревки на блоке; черпалкой служил кожаный на обруче мешок, вмещавший в себе три или четыре ведра. В один из таких приемов мы вытащили вместе с водой жабу (Bufo raddei), которая, вероятно, неосторожно спрыгнула в глубину колодца, но не расшиблась и жила благополучно в подземной прохладе.
553
А не 203 фута, как то было помечено мною (Монголия и страна тангутов. Т. II) при первом здесь путешествии, когда длину веревки, на которой вытаскивают воду, мы измеряли шагами и притом украдкой.