Путешествия к Лобнору и на Тибет
Шрифт:
Местная флора и фауна. Берега нижней Урунгу поросли довольно густыми рощами высоких осокорей (Populus nigra) и талом нескольких видов; реже здесь попадается серебристый тополь (Populus alba). Из кустарников обыкновенны: джида (Elaeagnus sp.), изредка встречающаяся деревом; шиповник (Rosa sp.), малина (Rubus idaeus), смородина (Ribes nigrum?), жимолость (Lonicera sp.) и боярка (Grataegus pinnatifida). Густой высокий тростник (Phragmites communis) часто сплошь зарастает значительные площади, в особенности ближе к оз. Улюнгуру. Вблизи наружной окраины долины реки, где почва более солонцевата и песчана, встречаются: джингил (Halimodendron argenteum), саксаул (Haloxylon ammodendron), тамарикс [тамариск] (Tamarix sp.)
Из зверей в береговых рощах Урунгу водятся кабаны (Sus scrofa арег), косули (Gervus pygargus) и волки (Ganis lupus), также лисицы (Canis vulpes), зайцы (Lepus sp.) и барсуки (Meles taxus). Среди птиц больше разнообразия, хотя все-таки здешняя орнитологическая фауна не может похвалиться своим богатством даже в период весеннего пролета. В большем обилии замечены нами были в апреле: орланы (Haliaetus albicilla, H. macei), скопы (Pandion haliaetus), коршуны (Milvus melanotis), черные вороны (Corvus orientalis), сороки (Pica leucoptera), галки (Corvus monedula), скворцы (Sturnus purpurascens), гнездящиеся во множестве в дуплах старых деревьев, пеночки (Phyllopneuste tristis), синицы-ремезы (Aegiathalus pendulinus), висячие гнезда которых часто попадались на глаза. Кроме того, обыкновенны были дятлы (Picus leuconotus, P. canus, P. minor), бородатые синицы (Panurus barbatus), бухарские синицы (Parus bucharensis) и серые куропатки (Perdix cinerea). Поближе к наружной окраине долины реки часто попадались сорокопуты (Lanius isabellinus), славки (Sylvia curruca) и чеканы (Saxicola atrogularis, S. mono). По самой реке и на небольших болотцах или озерках, образованных пересохшими ее рукавами, встречались в достаточном числе гуси (Anser cinereus, A. cygnoides), утки (Anas boschas, A. crecca), гоголи (Bucephala clangula), крохали (Mergus merganser) и бакланы (Phalacroccrax carbo). Последние были в особенности обильны в первой половине апреля, так как встречали на Урунгу множество рыбы, которую нельзя было добывать на покрытом еще льдом оз. Улюнгур.
Мы также усердно занимались рыболовством во все время двадцатидневного следования вверх по Урунгу, но добыли здесь только пять видов рыб. Вероятно, большего разнообразия не имеется и в самом Улюнгуре, в котором, нужно заметить, рыболовство вовсе не производится, хотя рыбы, по всему вероятию, великое множество. На Урунгу, из пяти найденных нами видов, голавли – Squalius sp. [елец] – встречались в невероятном обилии; сколько кажется, они направлялись вверх по реке для метания икры. В меньшем количестве, но все-таки обильны были, по заливам и озеркам, крупные (до 12 дюймов длиною) караси (Garassius vulgaris); здесь же изредка попадались и лини (Tinca vulgaris); в самой реке нередко излавливались пескари (Gobio sp.), реже окуни (Porca fluvialitis), из которых иные достигали 11/2 футов в длину.
Хотя, конечно, лесные и кустарные заросли по Урунгу производили отрадное впечатление, сравнительно с дикостью и бесплодием окрестной пустыни, но все-таки в этих рощах весенняя жизнь проявлялась далеко не в том обилии и прелести, в каковых мы привыкли встречать это время в лесах наших стран. Певчих птиц было немного, да и те не могли вдоволь петь при частых и сильных северо-западных ветрах, господствовавших здесь в апреле. Растительная жизнь развивалась также туго, несмотря на перепадавшие сильные жары. Вообще всюду заметно было, что только благодаря влаге, приносимой рекою, на узком пространстве ее берегов приютилась небогатая органическая жизнь среди мертвого царства окрестной пустыни.
Соседняя пустыня. Эта пустыня залегла по обе стороны описываемой реки – к северу до Алтая, к югу до Тянь-шаня. В местностях, ближайших к берегам Урунгу, она несет один и тот же характер: то раскидывается необозримой гладью, то волнуется пологими увалами; лишь далее вверх по реке, в ее среднем течении, начинают появляться невысокие глинистые горки и каменистые холмы. Почва пустыни почти везде усыпана острым щебнем и нередко прорезана оврагами с сухими в них руслами дождевых потоков. Из растений только кое-где торчит уродливый кустик саксаула, бударганы (Kalidium) или Reaumuria songarica. Впрочем, весной растительная жизнь, правда также весьма бедная, пробуждается ненадолго даже и в описываемой пустыне. По каменистым скатам холмов тогда нередко встречается ревень (Rheum leucorhizum) и дикий лук (Allium sp.), а в пологих ложбинах, где более задерживается влаги, цветут молочай (Euphorbia blepharophylla) и тюльпаны (Tulipa uniflcra); здесь же, равно как иногда и в самой пустыне, внимание путника привлекается красивыми крупными листьями какого-то зонтичного растения, которое в апреле еще не цвело. Но и весенние травы встречаются лишь врассыпную или небольшими кучками и нисколько не изменяют однообразного грязно-серо-желтого фона пустыни. Общий пейзаж здесь одинаков как весной, летом, так и поздней осенью, пока не выпадет снег. Только крайности климата отмечают собою времена года: страшные зимние морозы заменяются страшными летними жарами, и подобный переход весной делается быстро, почти без промежутка. Да, много нужно жизненной энергии, чтобы в таком климате и на такой почве не погибнуть окончательно даже той злосчастной растительности, которая развивается в пустыне весной на несколько недель. Недаром многие здешние травы до того упорны в сохранении влаги, что их весьма трудно высушить для гербария.
Бедна растительность пустыни – еще беднее (в смысле разнообразия) ее животная жизнь. Даже весной, пройдя здесь целый десяток верст, только кое-где встретишь маленькую ящерицу (Phrynocephalus sp.), окрашенную как раз под цвет почвы, или непоседливого чекана (Saxicola atrogularis, S. morio); иногда быстро пролетит с своим обычным криком небольшое стадо больдуруков – Syrrhaptes paradoxus или плавно пронесется коршун (Milvus melanotis), высматривающий добычу. Мертво, тихо кругом днем и ночью. Только частые бури завывают на безграничных равнинах и еще более дополняют безотрадную картину здешних местностей…
Площадь пустыни, как выше упомянуто, поднята от 300 до 400 футов над долиной р. Урунгу, к которой спускается то крутыми скатами, то высокими (60–80 футов) обрывами, так что долина, или, вернее, рытвина, в которой течет река, резко обозначена.
Ширина этой рытвины в низовьях Урунгу достигает верст 15 или даже более. Затем, с поднятием вверх по реке, ее рытвина значительно суживается, и, наконец, в 70 верстах от оз. Улюнгура боковые обрывы впервые подходят к самой Урунгу, так что нередко вовсе не оставляют места для долины.
Среднее течение Урунгу. Отсюда и начинается среднее течение описываемой реки, характеризуемое обилием ущелий, по которым Урунгу иногда проходит целые десятки верст. Затем береговые обрывы, то глинистые, то, реже, скалистые, снова отходят в стороны, даже довольно далеко, оставляя место для зеленеющего оазиса. В этих оазисах, равно как и на всей средней Урунгу, растительность вообще беднее, но та же самая, что и на низовьях реки; фауна также одинакова. Вообще на Урунгу встречается явление, свойственное всем степным рекам, именно однообразие растительного и животного царства вдоль течения, часто на многие сотни верст.
Земледелия по долине Урунгу нигде нет; кочевники здесь также не живут летом по причине обилия комаров и оводов, мучающих стада. Зимой же на описываемую реку приходят урянхайцы и частью тургоуты из Южного Алтая.
Путь наш вверх по этой реке. Придя на Урунгу, мы разбили свой бивуак в прекрасной роще на самом берегу реки. Место это показалось еще приятнее сравнительно с пустынными берегами оз. Улюнгур. Там всюду было мертво, уныло; здесь же, наоборот, можно было послушать пение птиц и подышать ароматом распускающихся почек высоких тополей; глаз приятно отдыхал на начинавшей уже пробиваться травянистой зелени; кое-где можно было встретить и цветущий тюльпан (Tulipa uniflora) – первый цветок, замеченный нами в эту весну. К довершению благодати вода в Урунгу в это время (5 апреля) уже имела +13 °C, так что можно было с грехом пополам купаться, тем более что в воздухе полуденное тепло достигало +16,8 °C в тени. Между тем всего восемь дней тому назад нас морозил сильный снежный буран и холод в -16 °C на восходе солнца. Впрочем, в данном случае быстрому увеличению тепла помогло и то обстоятельство, что мы уже миновали высокий снежный Саур и находились в районе скоро согревающейся Джунгарской пустыни.
Рыболовство, которым мы тотчас же занялись по приходе на Урунгу и продолжали практиковать во все время следования по этой реке, давало результаты баснословные. Небольшой сетью, всего в пять сажен длины, мы нередко вытаскивали из реки за одну тоню 5–6 пудов голавлей, все, как один, около фута длиною. В меньшем количестве попадались и другие рыбы из числа пяти поименованных видов, водящихся в Урунгу. Несколько десятков экземпляров положены были в спирт для коллекций. Рыбы эти должны были пропутешествовать с нами всю экспедицию, а затем уже попасть в музей С. – Петербургской академии наук. В этом-то и великое затруднение собирания коллекций, да и снаряжения научной экспедиции в азиатские пустыни вообще, что каждая вещица, даже самая ничтожная, но часто необходимая, должна возиться тысячи верст на вьюке, прежде чем пригодится для дела.