Путешествия с тетушкой. Стамбульский экспресс
Шрифт:
— Вам фирменный рождественский обед, мистер Пуллинг?
— Боюсь, что плам-пудинга мне не осилить.
— Нэнси испекла потрясающие сладкие пирожки.
— Так и быть, один пирожок, — согласился я, — ради Рождества.
Мисс Трумен удалилась враскачку, как заправский моряк, а я повернулся к майору Чарджу.
— Вы что-то начали говорить?..
— На Новый год я уезжаю. На семинар в Чешем. Кому-то надо отдать рыб на пансион. Приходящей служанке я их доверить не могу. Я подумывал о Питере, но она тоже как-никак женщина. Сами видите, как она нас пичкает. Любой предлог, чтобы насесть. Чего доброго, и козявок моих закормит.
— Вы хотите, чтобы я присмотрел за вашими рыбками?
— Я же присматривал за вашими георгинами.
И чуть их совсем не засушил, подумал я, но пришлось сказать:
— Да, конечно, я возьму их.
— Я принесу корм. Давайте одну чайную ложку в день. И не обращайте внимания, если они будут тыкаться мордами в стекло. Они не понимают, что им полезно, а что вредно.
— Я буду бессердечен, — пообещал я и отмахнулся от черепахового супа — он был мне знаком до тошноты. Слишком часто я откупоривал бутылку с черепаховым супом, когда мне уже не хотелось даже яиц. — Что за семинар?
— Проблемы империи. — Он сердито вытаращил на меня глаза, как будто я уже успел высказать в ответ глупость или неодобрение.
— Я думал, мы от них уже избавились.
— Временный приступ паники, — отрывисто бросил он и, как штыком, проколол индейку.
Я безусловно предпочел бы иметь клиентом его, а не Каррана. Майор никогда не стал бы одолевать меня просьбами о превышении кредита, он жил, стараясь не выходить за границы своей пенсии; он был порядочный человек, хотя взгляды его и были мне антипатичны. Мне вдруг представилось, как мистер Висконти танцует с тетушкой в общей зале борделя, расположенного позади «Мессаджеро», после того, как он обвел вокруг пальца Ватикан и короля Саудовской Аравии и нанес большой урон банкам Италии. Неужели секрет долгой молодости известен только преступным натурам?
— Вас искал какой-то человек, — после продолжительной паузы произнес майор Чардж.
Адмирал встал из-за стола и нетвердым шагом направился к двери. Бумажная корона все еще сидела у него на голове, и, только когда он взялся уже за ручку двери, он вспомнил про корону и скомкал ее.
— Какой человек?
— Вы ушли на почту — так я предполагаю. Во всяком случае, в конце Саутвуд-роуд вы повернули не налево, а направо.
— Что ему было нужно?
— Он не сказал. Звонил, стучал, звонил, стучал, поднял дикий шум. Даже рыб перепугал, бедных моих козявок. Вообще-то, их было двое. Я решил, что пора поговорить с ними, пока они не переполошили всю улицу.
Не знаю почему, но мне пришел в голову Вордсворт, какая-то возможность узнать о тетушке.
— Он был черный? — спросил я.
— Черный? Что за странный вопрос. Конечно, нет.
— Он не назвал себя?
— Ни тот, ни другой не назвались. Один спросил, где вас найти, но я понятия не имел, что вы собираетесь прийти сюда. Вас тут ни в прошлом, ни в позапрошлом году не было. Пожалуй, я вообще вас тут никогда не видел. Единственное, что я мог ему сказать, — это что вы наверняка пойдете на рождественскую службу к Святому Иоанну.
— Кто бы это мог быть… — пробормотал я.
Я был твердо убежден, что мне опять предстоит очутиться в мире тетушки Августы, и пульс мой забился сильнее от безрассудного ликования. Когда мисс Трумен принесла два сладких пирожка, я взял оба, словно они должны были придать мне сил для долгого путешествия. Я даже не отказался от большой порции глазури на коньяке.
— Настоящий «Реми Мартен» добавляла, — сообщила мисс Трумен. — Вы еще не дернули вашу хлопушку.
— Давайте дернем вместе, Питер, — осмелев, предложил я.
Кисть у нее была сильная, но мне достался счастливый конец, и на пол покатился маленький пластмассовый предмет. Я порадовался, что это не шляпа. Майор Чардж схватил упавшую игрушку с трубным фырканьем, означавшим смех, но больше похожим на сморканье. Он поднес штучку к губам и, с силой дунув, извлек хрипящий звук. Я разглядел, что предмет имеет форму крохотного горшочка со свистом в ручке.
— Матросский юмор, — добродушно проговорила мисс Трумен.
— Святки, — произнес майор. Он извлек еще один хрип. — Слышишь — ангелы поют! [115] — Тон у него был такой свирепый, будто он хотел выместить свое глубокое разочарование жизнью и на Сочельнике со всем обозом святых семейств, яслей и волхвов, и даже на самой любви.
115
Начало рождественской службы.
Я пришел в церковь в четверть двенадцатого. Богослужение всегда начиналось в половине двенадцатого, чтобы не спутать его с римской католической мессой, начинавшейся в полночь. Я стал посещать рождественскую службу, когда стал управляющим банком — это мне придавало стабильный семейный вид в глазах окружающих, — и, хотя в отличие от тетушки Августы у меня нет религиозных убеждений, тут не было ханжества, поскольку мне всегда нравились наиболее поэтические стороны христианства. Рождество, с моей точки зрения, нужный праздник: всем нам требуется временами посожалеть о несовершенствах людских отношений; это праздник нашей несостоятельности, грустный, но утешительный.
Годами я сидел в одном и том же ряду под витражом, посвященным в 1887 году памяти советника Трамбула. На витраже изображен Христос, окруженный детьми, сидящий под сенью очень зеленого дерева, надпись соответствующая: «Пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне» [116] . Благодаря советнику Трамбулу на Кренмер-роуд было построено прямоугольное здание красного кирпича с решетками на окнах — сперва сиротский приют, а ныне место заключения малолетних преступников.
116
Евангельская цитата (от Матфея, 19:14).
Рождественская служба началась с более мелодичного, чем в исполнении майора Чарджа, варианта «Слышишь — ангелы поют!», а затем мы перешли ко всеми любимому «Славному королю Венцеславу».
«Свежий, чистый, ровный», — выводили на галерее высокие женские голоса. Мне этот стих всегда казался очень красивым, он воскрешал картину уютной сельской Англии, где нет толп и машин, грязнящих снег, где даже королевский дворец стоит среди безмолвных, нехоженых полей.
— Снежного Рождества, сэр, в этом году нам не дождаться, — прошептал мне в ухо кто-то за моей спиной, и, обернувшись, я узрел в следующем ряду сержанта сыскной полиции Спарроу.