Путешествия вокруг света
Шрифт:
В 3 часа пополудни мы достигли цепи островов, лежащей к N от пролива; лейтенант Шишмарев отправился на ялике для отыскания якорного места, и спустя полчаса мы бросили якорь в 200 саженях от одного небольшого острова, имея глубины 23 сажени, грунт – мелкий коралловый песок. О-в Кавен лежал на SW от нас в 5 милях; лодки островитян оставили нас при входе. Вскоре после того, как мы стали на якоре, я с некоторыми из своих товарищей отправился к помянутому небольшому острову, который был похож на острова группы Румянцева и казался необитаемым; находившиеся там в малом числе небольшие пустые шалаши служили, вероятно, островитянам для временного пребывания во время рыбной ловли. Мы и тут нашли во множестве крыс.
12-го. Хотя наше якорное место было не совсем удобно из-за значительной глубины и малой защиты от сильных волн, тем не менее решил я остаться здесь на нынешний день и, пользуясь ясной погодой, определить его положение астрономическими наблюдениями. Около полудня мы увидели, что две большие лодки плыли к нам с лежащих на востоке островов; они подошли к кораблю так близко, что мы могли насчитать на них 13 мужчин и двух женщин. Мы сказали им: «Айдара», считая это слово лучшим приветствием; оно в самом деле произвело желаемое действие: дикари были в величайшем удивлении, единогласно повторили это приветствие и приблизились к кораблю.
Теперь мы ощутили пользу от приобретенных нами (правда, с крайним трудом) сведений в языке этого народа; когда мы пригласили их к себе, то они нимало не мешкали и просили веревку для причаливания. Мы исполнили их просьбу, но конец веревки упал в воду; тогда один островитянин прыгнул в воду, схватил ее и прикрепил к лодке. По окончании этой работы, в продолжение которой мы говорили друг другу множество учтивостей, двое дикарей взошли на корабль; между ними узнал я начальника по особенному наряду. Голова его была украшена белыми перьями и огромнейшим венком из цветов, шея – разными искусно выделанными костями, а туловище прикрыто тонко сплетенными циновками. Он был строен, высок ростом и крепкого сложения; вся наружность его была весьма привлекательна.
Взойдя на корабль, он прежде всего старался узнать, кто на нем «тамон», и когда указали на меня, то, подойдя ко мне, поднес кокосовый орех и надел мне на голову свой красивый венок, повторяя слово «Айдара». Затем он сказал, что он «тамон» о. Торуа, лежащего на О, и просил меня посетить его там. Чтобы приобрести его полное доверие, я предложил поменяться именами; это предложение было принято благосклонно; при громком радостном крике на лодке было возвещено, что их «тамон» называется Тотабу, а я отныне именуюсь Лабадени. Раз без подарков дружба здесь существовать не может, то я положил этому вновь заключенному союзу твердое основание, одарив начальника дикарей разными железными вещами, которые он принимал с радостью и, полюбовавшись на них, отдавал своему казначею.
Я забыл упомянуть о сделанном мною уже на Отдии наблюдении, что каждый «тамон» всегда имеет при себе казначея, который принимает на хранение все подарки и обычно является первым любимцем. Казначей Лабадени, служивший также шутом, был худощав, очень проворен в движениях и много говорил, сопровождая каждое слово кривляниями; словом, он был полной противоположностью своего задумчивого повелителя.
Дружественный прием внушил нашим гостям такую смелость, что они без малейшей боязни прохаживались по шканцам; казначей принимал живейшее участие во всем, непременно хотел знать назначение каждой вещи и, видя такое множество железа, не переставал восклицать: «Мёлль! Мёлль!» Он сразу повел себя так, как будто находился в кругу самых коротких своих друзей: когда он хотел получить объяснение чего-либо, то подбегал ко мне, схватывал меня и тащил за собою; все свои замечания сообщал он с большой живостью Лабадени; не довольствуясь этим, он, увидев что-либо любопытное, всякий раз выбегал на гакаборт корабля и рассказывал о виденных им чудесах находившимся в лодке трусливым товарищам, которые с открытыми ртами слушали его повествования. Конечно, он в рассказ вставлял собственные прибавления, как я заключил по удивлению, изображавшемуся на лицах его слушателей; более всех восхищалась его повествованиями старая, но весьма живая женщина, бывшая, как казалось, из знатного рода: вероятно, она давно не слыхала так много нового, как сегодня.
Прежде чем Лабадени нас оставил, я объявил, что каждый получит железо за кокосовые орехи; мы расстались друзьями, и Лабадени еще раз повторил приглашение посетить его на Торуа. Мы полностью удостоверились, что обитатели островов Кавен и Отдиа составляют один народ: татуировка, одежда и уборка волос были совершенно одинаковы; здесь, однако, господствовала большая роскошь. Ужасные свертки, торчащие в мочках ушей, были отделаны черепахой; циновки, которыми они укрывались, у всех были новые; шея была обвешана множеством украшений; на Отдии я не видел белых перьев, которые здесь очень украшают черные волосы жителей.
Кавен – самый большой остров этой группы; длина его 1 1/4, а ширина 3/4 мили. После полудня наступил крепкий ветер oт ONO, а к ночи превратился в шторм, сопровождавшийся частым дождем. Странно, что высота барометра у этой грппы была большая, чем у Отдии: там самая большая высота была 30,00 [762 мм], а здесь при плохой погоде ртуть внезапно поднялась до 30,80 [782,3мм]. 13-го я не мог плыть далее к О, поскольку непрерывно дул сильный ветер, да и погода настолько пасмурная, что горизонт был едва виден. К вечеру погода прояснилась, и мы надеялись на другой день продолжить паше плавание.
Широта якорного места 8°54'21'' с., долгота по хронометрам 170°52'1'' в. Склонение компаса 11°30' О. Долгота середины о. Кавен 170°48'33'' в.
14 февраля погода была ясная, ветер свежий, и в б часов утра были мы уже под парусами. Лабадени, который из-за ветра также не мог вчера отплыть, сегодня лавировал в своей лодке вместе с нами к О. Проходя мимо многих островов, мы заметили, что большая их часть покрыта пальмами, которые весьма редки на Отдии. Множество людей ходило по берегу, повсюду вздымались столбы дыма, лодки сновали взад и вперед на веслах, везде была приметная деятельность и живость, в противоположность мертвой тишине, господствующей на Отдии. Когда мы при лавировании достигали середины бассейна, то ясно видели цепь островов, образующих южную часть группы; глубина здесь была 32 сажени, грунт живые кораллы, вблизи островов можно найти мелкий коралловый песок; здесь нет коралловых мелей, которые затрудняли бы плавание, как на Отдии.
В полдень мы достигли небольшого красиво поросшего кокосовыми пальмами острова, называемого жителями Тьян; множество хижин и людей свидетельствовало о значительном населении. Мы приблизились к нему саженей на 200, нашли удобное якорное место, защищенное от О рифом, и бросили якоря, намереваясь провести здесь один день и познакомиться с жителями. Лабадени, следовавший за нами на своей лодке, взошел на корабль и убедительно просил плыть к лежащему далее на восток о. Торуа, его постоянному местопребыванию. Я обещал непременно отправиться туда завтра, а теперь поплыл с ним к берегу.
Он здесь отмелый, и никак нельзя выйти из шлюпки прямо на сушу. Лабадени был до того учтив, что донес меня до берега на себе; это редкое зрелище привлекло множество островитян, которые с удивлением смотрели, как их начальник задыхался, неся на себе белого человека. Поставив меня на берег, он произнес своему народу предлинную речь, из которой я понял только, что он выдавал меня за могущественного «тамона»; после этого он взял меня за руку и повел в глубь острова, где мы вошли в просторную хижину. Вокруг нас собрались все жители, в числе которых были красивые девушки, убранные цветами; и старые и малые подносили нам кокосовые орехи. Казначей повел разговор: он рассказал, что видел на «эллип-оа» (большей лодке) и какое бесконечное множество «мёлль, мёлль» там находится.