Путеводная звезда
Шрифт:
Гейб с удивлением посмотрел на нее.
— Ты что, хочешь сказать, что снимала все с самого начала побега?
— Конечно. Но мне пришлось остановиться. Все происходило слишком быстро, а жаль.
— Полагаю, мне стоит поблагодарить тебя за то, что ты посчитала мою жизнь важнее удачного снимка.
— Не говори глупости. Я прекрасно знаю, что важнее. И все же, — мечтательно продолжила она, — могло получиться очень здорово. Столько событий. Ну ничего, я еще поснимаю.
Она достала фотоаппарат.
—
Ронни покраснела.
— Я лучше подожду.
— Жаль, — ответил он.
В его голосе, в его позе была какая-то особенная чувственность. Ронни ощутила, как напряглась ее грудь под полотняной простыней, обмотанной вокруг тела. Что с ней в самом деле происходит?!
— Перестань, — резко ответила она. — Я не понимаю, почему мужчины считают, что все споры с женщиной должны заканчиваться в постели.
— Это совершенно не обязательно, но может быть интересно.
Она скорчила гримасу.
— Вот видишь, ты такой же, как и все.
— И кто эти «все», позволь полюбопытствовать? — В его голосе чувствовалось раздражение.
— Тебя это не касается. — Она неопределенно махнула рукой, решив сменить тему. — Это очень хороший фотоаппарат.
— Я не сомневаюсь, что у тебя замечательный фотоаппарат, но он меня не интересует. Не волнуйся, я не собираюсь снова затевать спор. Просто мне хотелось бы прояснить несколько вещей. Прежде всего я не собираюсь исполнять роль твоего отца. Во-вторых, у меня нет привычки ложиться с женщинами в постель, чтобы снять стресс или выиграть спор. Я всегда воспринимал секс исключительно как форму наслаждения и считал, что заниматься им надо умело и с удовольствием. У меня действительно не было женщины уже больше года. Я изнемогаю от желания. Но мне не нужна ни одна из женщин Фатимы. Я предпочитаю подождать, пока не найду действительно желанную партнершу. — Он помолчал. — Сказать, что произойдет, когда я встречу такую женщину?
Ронни смотрела на него, словно загипнотизированная. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.
— Праздник, — тихо сказал Гейб. — Это будет безумный праздник любви.
Ронни не слышала, как открылась дверь. Она соскочила с кровати и повернулась к Фатиме, которая стояла на пороге с охапкой одежды в руках.
— Наконец-то, а то мы уже заждались!
— Я этого не говорил, — тихо заметил Гейб. — Ты ляжешь наконец? Сколько можно слоняться по комнате?
— Я не хочу спать. Почему ты не хочешь, чтобы я еще поснимала?
— Ты уже достаточно наснимала сегодня.
— Мало ли что может случиться с пленкой. Она может потеряться. Однажды в Кувейте я лишилась сумки с фотоаппаратом и кучей пленок. Если бы накануне я не переложила часть пленок в другое место, все бы пропало.
— Как же это произошло?
— Иракские военные. Они застали меня снимающей то, что не должно было появиться в прессе.
— Военные подразделения?
Ронни покачала головой:
— Нет, пытки гражданских лиц.
— Да ты просто сумасшедшая. Такие фотографии грозят смертным приговором всему отряду. — Он помолчал. — Неужели они тебя так просто отпустили?
— Мне повезло. Они просто отправили меня в тюрьму. А через месяц началась война, и обо мне забыли.
— Тебе действительно повезло. Они ведь могли просто расстрелять. А где в это время был Джед? Ждал очередного ребенка?
— Не говори глупости. Он тогда еще не был знаком с Изабел. Он был в Вашингтоне. Джед даже не знал, что я в Кувейте. Я уже говорила, что была внештатным журналистом. Это была моя работа, мой хлеб.
— Я не видел эти фотографии у него в программе.
— А я их и не отдавала ему.
— Почему?
— Слушай, опять ты задаешь мне вопросы?
— Почему ты не отдала Джеду эти фотографии?
Гейб явно не собирался сдаваться.
— Потому что я отправила их в Комиссию по правам человека, чтобы они использовали их как доказательство на военном суде. Я боялась, что если они появятся в эфире, то потеряют свою обвинительную силу. И сделала я это вовсе не из благородства или мягкости, — взахлеб продолжала она. — Просто мне показалось, что так будет правильно. Хотя, конечно, это был сентиментальный поступок. Я тогда только вернулась из Кувейта, где пролежала в больнице. Наверное, это климат на меня так подействовал.
— Тебе не нужно оправдываться, — тихо сказал Гейб. — В какой-то момент человек выбирает для себя самое главное.
— Да, но это мог быть отличный репортаж, — вздохнул Ронни.
— Это и был отличный репортаж. Мы просто не сможем увидеть его на экране. — Гейб облокотился на спинку кровати. — Если ты такая везучая, то как оказалась в больнице?
— Истощение организма. Нас не очень-то хорошо кормили в тюрьме, и у меня немного сдали нервы.
— Нервы?
— Я не могу находиться в закрытом помещении. У меня начинается клаустрофобия.
— Все зависит от твоего сознания. Через какое-то время это становится похоже на игру.
Ронни с удивлением посмотрела на него.
— Ничего себе игра. Тебя окружают одни стены и давящая тишина. Я помню, как ночами лежала в кромешной темноте. Мне казалось, что я не доживу до утра.
— И ты, уже однажды испытав это, не побоялась снова ввязаться в такое рискованное дело? Тебя чуть не убили! Ладно, хватит ходить туда-сюда. Ложись спать. Завтра понадобятся силы.