Путевые заметки
Шрифт:
Сначала к Бродскому:
…а Времявзирает с неким холодом в костина циферблат колониальной лавки,в чьих недрах все, что мог произвестинаш мир: от телескопа до булавки.Да, здесь было все. Именно здесь, среди шкатулок и пробирок, посуды и сережек, полочек и кастрюль я нашла эссенцию опиума. Именно здесь, где можно найти ВСЁ, моя хозяйка выбирала эти шерстяные подушки и настольные лампы в виде тростника, плетеные корзинки и деревянные маски чудищ, дурацкие подсвечники и вазочки… Описать это невозможно. И я, живущая в Провансе, презирающая прованский стиль за его любовь к бесполезным и вычурным вещам, собирающим пыль, абсолютно не нужным функционально, загромождающим и без того маленькое прованское пространство для житья, я проторчала в нем минут сорок! И хочу сказать только одно. Прованс отдыхает! Отдыхает не только по ассортименту. Отдыхает, прежде всего, по размаху воображения и по той, типичной для испанских колоний цветовой гамме, которую то ли завезли сюда сами испанцы, то ли, напротив, как экзотический вирус привезли на родину отголоском языческой красоты захваченных цивилизаций. Столько цвета и яркости, бьющей жизни и радости в одном небольшом пространстве я не видела давно! Я спохватилась, когда увидела себя в зеркале, обрамленном затейливой рамой, примеряющей переливающиеся всеми цветами языческой радуги сережки из бронзы в виде бога солнца. И поймала на себе взгляд того, кто все это время что-то мурлыкал себе под нос, вытачивая в уголке какую-то деревянную безделушку. Хозяин знаками показал, что серьги мне идут. Я поняла, что без покупки не уйти, и все же выбрала из представленного изобилия подарок для хозяйки – сандаловые палочки с подставкой, так как ее палочки закончились, о чем она сильно горевала. Расплачиваясь, я все поняла и про лавку, и про хозяина. Это просто была его жизнь. Завезенных колониальных товаров здесь было очень немного. Все остальное он неспешно делал сам. Это был такой прикладных искусств доморощенный художник, неизвестно как оказавшийся на острове и нашедший свое призвание в том, что арендовал на горе просторное прохладное помещение с видом на океан и витринными окнами в пол, открывал его после позднего завтрака и целый день мастерил из всего, что придется, – из проволоки, дерева или стекла то, про что пела ему сегодня душа. Подсвечники и шкатулки, серьги и браслеты, этажерки и комоды, часы и пуфики… Материал был нехитрым, инструмент тоже. Краски и холсты ему привозили с материка, как и небольшое количество всякой художественной ерунды. И его жизнь была абсолютно радостной и гармоничной. Он жил в лавке, мастеря то, что просила сегодня душа, попутно продавая изготовленное. Мурлыкал себе под нос песенки, ходил в рубахе василькового цвета, уходил обедать на длинную сиесту, закрывал вечером свой магазин-мастерскую и шел считать звезды и смотреть разноцветные сны, приносящие ему фантазии завтрашнего дня…
Название второго магазина я узнала на следующий день из карты Google. Если бы не он (Google, то есть), я никогда бы не догадалась, что тут является основной темой или обобщающим все это понятием. Я гадала всю ночь, пока случайно не обратила внимание, что на карте есть название.
Знаете, когда у маленьких детей при поступлении в школу или даже в хороший детский сад проверяют интеллект, то перед ними кладут карточки с разными рисунками – шкафы, стулья, тарелки, кроссовки, вилки, лыжные ботинки, сами лыжи, шапку, коньки… И просят детей разложить карточки по кучкам. Таким образом проверяют, сформировано ли у ребенка понятийное мышление. У меня, в той степени, которой требовал ассортимент магазина номер три, понятийное мышление оказалось точно недосформированным: меня встретила… надувная лодка. Ну, бывает. За ней стоял стеллаж со старой обувью. Как в магазине старых вещей или в мастерской, откуда несколько лет назад забыли забрать отремонтированные поношенные и уже немодные ботинки. Но обувные коробки на стеллаже говорили о другом… За обувной полкой шла секция с тостерами и кофеварками. Слева висели удочки и стояли коробки с винными пробками разного диаметра. Я не смогу перечислить всего. Не только потому, что это недоступно человеческой памяти. Это недоступно даже для человеческого воображения. Все же меня, как и всех детей, в детстве научили классифицировать «обувь – к обуви, мебель – к мебели». А жаль…
И еще одной достопримечательностью городка для меня стал сам вулкан, у подножия которого располагался мой дом. Его боковая часть была будто надкусана, точно логотип Apple. А увиденный мною на закате крест, стоящий на вулкане, дополнил картину маленького городка Бродского.
Sospel
Так бывает с вещами. Вот купишь что-то, что, казалось, создано специально для тебя, – а оно потом не носится. И непонятно почему. Всегда есть какие-то частные отговорки. То спешишь, а надо бы погладить. А времени нет. То к туфлям не подходит. То вспомнишь, что когда-то надела и чувствовала себя в нем как-то не так. А как не так – уже не помнишь. Может, и не в нем было дело, а в лишнем килограмме на твоей талии.
Бывает и наоборот. Вдруг вещь простая и привычная или место, которое не отложилось в памяти, открываются с какой-то такой стороны, что просто вся радость и все счастье концентрируются в них. И как будто ты всегда надевала именно эту вещь. И она – это и есть ты. Или попадаешь в такое место, которое вроде даже знала до этого, но то, что происходит с тобой там, – ощущение, будто ты вернулась домой. Как будто всегда здесь жила. И знаешь каждый камень. И оно радо тебе. И пространство вдруг заворачивается вокруг тебя так, что отделить его от себя можно только какими-то титаническими усилиями, только с болью, отрывая от себя, как собственную кожу. Потому что вот еще немного, еще чуть-чуть – и ты забудешь, из какого мира пришла сюда. И останешься здесь навсегда, чтобы потерять счет дням…
Конец ознакомительного фрагмента.