Пути в незнаемое. Сборник двадцатый
Шрифт:
Он родился в год, когда в Англии началась гражданская война. Солдаты Кромвеля, его железнобокие всадники, хатчингтонширские иомены спешили в штаб-квартиру вождя в Кембридже, и путь их лежал прямо через Грэнтэм. Всеобщая печаль и беспорядок, жестокость и алчность этой великой войны привели к упадку и небольшую деревушку Вулсторп, в нескольких милях от Грэнтэма.
Железнобокие шли по северной римской дороге мимо старинной церквушки в Колстерворте, мимо заколоченных вулсторпских ферм и спаленных хижин, когда-то крытых соломой, мимо заброшенного хозяйского дома, называемого Манор-хаус.
Манор-хаус был, по существу, небольшой крепостью, сложенной из серых известняковых глыб, покрытых облупившейся штукатуркой. Железнобокие обтекали
Имение Манор-хаус в деревушке Вулсторп когда-то перешло в собственность деду Ньютона, Роберту Ньютону. Странное дело! Хотя имение было совсем небольшим, владельцы обладали по отношению к его обитателям ничем не ограниченными правами. Здесь был их собственный рыцарский двор, здесь они вершили свой суд. Владелец имения обладал правом казнить и миловать. Исаак Ньютон, вступив во владение Манор-хаузом, тоже станет обладателем этих прав, идущих, как уверял Ньютон, из глубины веков.
«Предки мои благородного шотландского рода. Они верно служили королю Якову Первому и пришли в Англию из Восточного Лотиана вместе с ним», — уверенно рассказывал Ньютон Джеймсу Грегори в 1725 году, за два года до смерти, когда, казалось бы, все суетное уже потеряло для него значение.
Однако, хотя сам Ньютон неоднократно подчеркивал благородство своего происхождения, да и представители некоторых линкольнширских Ньютонов (не всех) охотно признавали его за своего, никаких доказательств принадлежности Ньютона к линкольнширской знати не найдено.
Скорее — наоборот!
Дотошный историк Е. Фостер раскопал архивы графства Линкольншир за 1524 год и обнаружил, что Симон Ньютон, первый из твердо установленных предков Ньютона, столь же твердо стоял на самой нижней ступеньке иерархической лестницы захолустной деревушки Вестби. Он, например, платил самый низкий годовой налог — четыре пенса, в то время как средний налог колебался в пределах от 12 пенсов до 9 шиллингов, а богачи платили и по двадцати фунтов в год [12] . И числился он «землепашцем».
12
Один английский фунт до 1975 года состоял из 20 шиллингов, каждый из которых равнялся 12 пенсам.
Но Ньютоны, нужно отдать им должное, были трудолюбивы и упорны и, несмотря на полное отсутствие образования, довольно быстро продвигались вверх в своем социальном положении. Если в середине шестнадцатого века они еще числились «землепашцами», то уже в конце его они называли себя «иоменами» — то есть землевладельцами. Ньютоны всеми способами скапливали землицу и богатство и год от года приумножали свое достояние на фоне всеобщего окрестного разорения.
Потомок Симона Ньютона, Джон Ньютон из Вестби, тоже землепашец, удачно женившись на девице из знатного рода Эйскоу, прикупил перед своей смертью, в 1562 году, большую, за сорок фунтов, ферму с землей — шестьдесят акров пахоты в Вулсторпе для своего сына Ричарда — прадеда Ньютона. Ричард, умирая, оставил кроме дома и земли наследство, оцениваемое в 104 фунта, и в том числе полсотни овец — то есть всего вчетверо меньше, чем оставил семье в те времена самый богатый иомен Ланкашира. Его сын Роберт Ньютон, унаследовав вулсторпскую ферму, добавил к ней в 1623 году и вулсторпский Манор — каменный дом-крепость, построенный еще в четырнадцатом веке. Это был и социальный взлет, поскольку делал Роберта лордом Майора со всей полнотой власти.
В 1639 году дом перешел к его сыну, тридцатипятилетнему Исааку, что позволило тому жениться наконец на своей нареченной — Анне Эйскоу, давно миновавшей расцветную пору. К несчастью, всего лишь через год после вступления в наследство и через полгода
Об отце Ньютона известно немного. Это был «слабый, странный, диковатый человек». Ни одной своей чертой, ни одним своим талантом и умением не намекнул он потомкам о возможной великой судьбе своего сына. Лишь смерть его отца и полученное наследство дали ему возможность получить руку и сердце матери Ньютона — волевой, умной, хотя и бедной женщины.
Джон Кондуит, муж племянницы Ньютона, Кетрин Бартон, и его помощник по Монетному двору, собрал впоследствии довольно обширные материалы, касающиеся жизни Ньютона. Его дочь и его внук, второй герцог Портсмутский, стали обладателями бесценного сокровища, известного как «Портсмутская коллекция». Лишь относительно недавно, когда бумаги из этой коллекции удалось разобрать, крайне скудные сведения о матери Ньютона были дополнены воспоминаниями Кондуита: «Его мать звали Анной, она была дочерью Джеймса Эйскоу из Маркетовертона, графство Ратленд, из семьи, которая в свое время пользовалась большим уважением в тех местах… Один из них построил курьезное сооружение между Грэнтэмом и Колстервортом. Ее мать происходила из рода Блитов из Трансона в Линкольншире, сейчас угасшего, а тогда весьма богатого и уважаемого. Но что имело гораздо большие последствия для ее сына, она была женщиной настолько необычной и понимающей, живой и доброй, что для тех, кто готов признать, что для формирования сэра Исаака Ньютона можно было использовать что-то кроме божественной десницы, он мог бы приписать это лишь ее влиянию»…
Анна Эйскоу по теперешним стандартам, возможно, не показалась бы слишком ученой женщиной — писала она с громадным трудом, долго и тяжело. Знаки препинания не давались ей совсем. И все же по сравнению с мужем она была заправским грамотеем. Исаак Ньютон-отец не смог бы даже написать своего имени. Его завещание венчает совершенно невразумительная закорюка. А вот брат Анны, Вильям, окончил магистром Кембриджский университет. Он был приходским священником в Бэртон-Когглз, в трех милях от Колстерворта, и не мог даже представить себе, чтобы его племянник, подобно «этим Ньютонам», остался без образования. Оставаясь все время в судьбе Ньютона как бы за кулисами и в тени, он несомненно сыграл решающую роль в ньютоновском начальном образовании. Не будь его влияния, Ньютон скорее всего остался бы неграмотным, как большинство его кузенов и кузин.
Даже задним числом ни в наследственности, ни в окружении юного Ньютона мы не находим ничего, что могло бы подсказать его великое будущее. Ньютоны были для того времени середняками во всем — и по образованию, и по достатку. Не были они ни холопами, ни аристократами, ни селянами, ни жителями городскими. И все же, как камешек к камешку, как их усадебный дом, именно здесь и именно из этих обстоятельств, из окружения этих людей выковывался его характер, его удивительная личность.
…С самого рождения Ньютону не повезло. Он не только оказался посмертным ребенком, хотя и спешил — родился преждевременно. Он родился необычайно слабым. Он был так мал, что его можно было бы искупать в большой пивной кружке. Он едва дышал: головка его безжизненно свисала на жалкую цыплячью грудку — тоненькая шейка не выдерживала ее тяжести…
Было ясно: только что появившийся человечек — не жилец на белом свете… Причитала жалобно мать, ее успокаивали.
— Быстрее за леди Пакинхем…
Две крестьянки, посланные — скорее для успокоения совести — в соседскую деревушку, чтобы получить совет и помощь у мудрейшей леди, не спешили. Они долго еще сидели на приступочке дома, жалея бедную мать, мучающуюся сейчас, конечно же по вине этих Ньютонов — семейства, отличающегося в округе нежизненностью потомства. Леди же Пакинхем признала случай безнадежным, прийти помочь отказалась и призывала уповать на милость божью…