Пути Звезднорожденных
Шрифт:
Это было последнее, что услышал Урайн от Элиена Тремгора.
20
– Ты вообще просек, что эти козлы бате говорили про отражения и все такое прочее? – поинтересовался Сав.
– Ну… только общий смысл. Общий смысл такой, что батю кто-то будет обижать за то, что мы тут всех обижали. Это и есть отражение. Ну то есть повторение того, что уже случилось. Понял? – пояснил сметливый Лоскир.
– Так это они погнали, по-моему, – отозвался Нальк.
– Если
Хушаки собрались в кружок, поодаль от Диорха, чтобы перекинуться парою слов, пока их «батя» вершит судьбы мира внутри Шара. В конце концов, не так-то часто им в последнее время выпадала возможность поговорить без свидетелей.
Вообще говоря, им должно было бы находиться подле Шара – там же, где они застали диоферидов, вломившись в Обитель. Но ведь Урайн еще не сделал их диоферидами. А только пообещал…
Ведомые страхом быть услышанными, они столпились в дальнем углу Обители. Подальше от трупов, да и от Диорха… – И чего батя так нервничает? – это снова был Лоскир.
– Может, придуривается, надуть нас хочет? Как Леворго? – понизив голос, предположил Двайр.
– Не-а. Батя с нами честно играет. Что обещал – все…
Но не успел Шотор договорить, как все звуки в Обители Диорха на секунду пропали и она, всего на одну, но зато на очень памятную секунду, погрузилась в полное безмолвие.
Это была отнюдь не банальная «тишина», когда просто-напросто никто не шумит, не кашляет и не болтает. Это было полное отсутствие каких бы то ни было звуков. И каждому из хушаков вдруг со всей полнотой сопутствующих эмоций показалось, что его поразила глухота. Другие шевелят губами и что-то явно говорят, а ты не слышишь… – Мама! – заорал Сав. – Е-мае! – взвыл Нальк. – Что за херня? – прошептал Шотор.
Но не успели хушаки как следует устрашиться своей мнимой глухоты, как лавина звуков, что ворвались в их разверстые уши, принесла с собой новую, неожиданную волну первобытного, стихийного страха. – Бунт? Что это вы там задумали, мальчики? Чего по углам прячетесь? – А вот и батя… – сказал Фарг.
– Повело кота на блядки, – вполголоса сказал Лоскир. – Сейчас опять нас воспитывать начнет…
Октанг Урайн приближался к хушакам со стороны Шара с необычайным, будто бы ледяным мечом в правой руке.
Это было весьма неожиданное явление – Урайн пробыл в Шаре не более пяти, ну от силы семи коротких колоколов. Сами хушаки представляли себе странствия в Диорхе делом более длительным и хлопотным и ждали «батю» к ужину.
Но было еще кое-что достойное удивления. «Батя» вернулся из Диорха, мягко говоря, не совсем похожим на самого себя.
Теперь «батя» был молод. Точнее, имел совершенно неопределенный возраст. То ли ему сорок, то ли ему двадцать пять – все никак не мог решить Лоскир.
Где-то там в Диорхе Урайн навсегда расстался со своим старым телом – телом Сделанного Человека. Больше он не был лыс – теперь его голову украшала причудливая прическа из тысячи прихотливых косиц, в каждой из которых тускло поблескивали бусины.
Если бы кому-то из хушаков было не лень штудировать «Страны и Народы», он бы тотчас же определил, что «батина» прическа была типичной для герверитов царских кровей…
Теперь Урайн был одноух. Правда, отсутствующее ухо довольно сносно маскировали все те же косицы. Зато другое, присутствующее, было у всех на виду. И в нем нестерпимо ярко горел зеленый изумруд. Неземное сияние, казалось исходившее из самого сердца камня, пробирало хушаков почти до костей, внушая страх, покорность и благоговение.
Бордовый плащ с изумрудной каймой и изумрудным же подбоем придавал в целом неказистой фигуре Урайна статности.
В левой руке Урайн нес что-то тяжелое. Но что именно – хушакам не удалось рассмотреть, ибо ноша была накрыта полой плаща.
Хушаки настороженно молчали.
– Что-то я не услышал пока ответа. Неужто и впрямь заговор?
– Нет, батя, никакого заговора нету. Мы тут просто побазарили о своем… – начал выкручиваться Лоскир.
– Просто обсуждаем, что делать дальше.
– И чего бы вам хотелось делать дальше? – спросил Урайн. Его новый, или, точнее, улучшенный старый голос со знакомыми интонациями стал несколько более глубоким и вкрадчивым.
– Мы хотим, чтобы ты сделал нас дионагганами, батя. Как было обещано. А потом посмотрим, – с нарочитой непринужденностью сказал Шотор.
– Именно за этим я здесь. Надеюсь, я отсутствовал не слишком долго? Вы, наверное, успели тут проголодаться?
– Нет, батя, мы только и успели, что перемыть кости этим козлам, – Нальк указал на мертвых диоферидов.
– Что ж, тогда пусть Лоскир подойдет ко мне, – благосклонно сказал Урайн.
– Я? – переспросил Лоскир.
Урайн кивнул. Его рука, держащая нечто под полой плаща, подалась немного вперед.
Лоскир пожал плечами. – Меня что, собираются принести в жертву? – спросил он, ребячливо кривляясь.
– Не говори ерунды. Мне не нужны никакие жертвы. Ты будешь первым среди дионагганов, мой мальчик, – сказал Урайн и, приблизившись к хушаку почти вплотную, запечатлел на уже не мальчишеских и еще не мужских губах хушака поцелуй.
Лоскир стал лепетать что-то невразумительное о своей безграничной благодарности, Урайн вынул из-под плаща меч.
Короткий и с виду совершенно обыкновенный меч. Однако душе Лоскира этот клинок был во сто крат милее «облачного клинка» или Поющего Оружия. Это был один из мечей, обещанных Леворго своим несостоявшимся воспитанникам.