Пьяная Россия. Том третий
Шрифт:
– Что это, никак, матушка, вы нас сжечь решили? – заинтересовался священник.
– От комаров это, батюшка, чтобы кровососы вас не закусали! – размахивая дымящим устройством, весьма похожим на сковородку с дырявой крышкой, сказала тетушка Анфиса и, подвинув табуретку, оставила сковородку дымиться.
– С нами крестная сила! – перекрестился священник и принялся читать молитвы.
Художники, молча, слушали, под монотонное бормотание молитв, они и заснули. И не слышали, как посреди ночи пошел тихий, моросящий дождь. Не видели, как белая ведьма, воспользовавшись сыростью, проложила себе
7
– Дитя мое, как же ты устала! – произнес над Тонечкой мужской грустный голос.
Тонечка моментально проснулась и улыбаясь. протянула руки. Но ангел покачал головой, взирая на нее с такой печалью, что по щекам девочки потекли слезы.
В комнате было тихо. Сонно тикали настенные часы и посапывали во сне американцы, Джек и Джилл.
И только ангел, сияющий ангел, будто огромная яркая огненно-рыжая птица светил так, что куда там электрическим лампочкам!
Тонечка закрыла глаза, сквозь сомкнутые веки наслаждаясь практически солнечными бликами, исходящими от ангела.
Ангел заглянул ей прямо в душу. Тонечка села на матрасе, подтянула ноги, обхватила руками колени:
– Чего ты хочешь?
Она видела в его глазах отражение своей любви, того же самого чувства, своих же надежд.
Ангел опустился перед ней на колени, посмотрел на нее с жалостью.
– Я могу забрать тебя домой, – нежно сказал он, – но лишь, когда ты сама пожелаешь. Твое рождение в этом мире было ошибкой!
– Я предназначена для другого мира? – глядя в ультрамариновые, понимающие глаза ангела, спросила Тонечка.
Ангел торжественно кивнул:
– Дитя мое, ты – наша!
– Но я нужна людям! – повела она рукой вокруг.
Ангел помрачнел, исподлобья взглянул на спящего Джека, но присмотревшись, широко улыбнулся:
– Он тоже – наш!
Мельком взглянул на спящую Джилл и выражение лица его изменилось на озадаченное:
– Странно, вроде родные по крови, а к истине идут разными путями.
– Как это? – Тонечка посмотрела на свои стиснутые руки и нахмурилась.
– У него развитая, сильная, самодостаточная душа, – показал рукой на Джека, ангел и повернулся к Джилл, – а у нее душа окутана туманом, будто у слабоумного человека, мозг отказывается верить и принимать очевидное.
Тонечка посмотрела на Джилл:
– Она погрузилась в плавно плывущие на чудесных лодочках детские сны.
– Уходит от проблем! – подтвердил ангел и перевел взгляд на Тонечку.
– Ты не сможешь вечно охранять покой ни этих людей, ни деревенских жителей, ни всей страны в целом. Ты не принадлежишь этому миру. Ты – наша!
Тонечка вскочила на ноги:
– Я знаю, но дай мне немного времени! – голос ее дрогнул и она широко раскрыла рот, стараясь дышать глубоко, боясь в любой момент разрыдаться.
– Люди боятся тебя, – напомнил ей ангел, – в любое мгновение они готовы от тебя отречься, вытолкнуть прочь из своих жизней, вычеркнуть твое имя из своих сердец!
– Да знаю я! – всхлипнула Тонечка. – Но мне их так жалко!
Ангел пожал плечами:
– А им тебя нет!
И посоветовал, склонив белокурую голову к плечу:
– Подумай о Доме, каково будет тебе Дома, где ты обретешь родных по сути, любимых и дорогих твоему сердцу ангелов, твоих братьев?!
И исчез, моментально погрузив комнату в кромешную тьму деревенской ночи, когда чудом сохранившийся уличный фонарь светил лишь на окраине, над фельдшерским пунктом, освещая унылый домик весь пропитанный запахом лекарств и болезней.
Тонечка немного поплакав, вышла из комнаты, прокралась на цыпочках через гостевую, где на печке похрапывала тетушка Анфиса, а на диване тетушка Лизавета и пройдя через темные сени, вышла на крыльцо.
Деревня спала, лишь у дедушки Пафнутия, на участке пылал костер.
Тонечка, зябко поежившись, в одной сорочке, тем не менее пошла, ступая осторожно, ногами, обутыми лишь в мягкие домашние тапки, по усыпанной сухими осенними листьями, земле, к дому деда.
Языки пламени, лизавшие дрова, превратились в яркие, почти белые танцующие фигурки света и Тонечка зашипела на саламандр:
– Вот я вас!
Дедушка Пафнутий ничего не заметил, он спал, уронив голову в колени, согнувшись так, как умеют только гимнасты или очень пьяные люди.
Тонечка принюхалась и сморщилась, явственный запах самогона ядовитым облаком висел вокруг деда. Тонечка помахала рукой, разгоняя облако, посылая его в сторону реки, к белой ведьме, где ведьма немедленно пришла в движение, но учуяв отвратительный дух алкогольного пойла, фыркнула, ушла на дно, напоследок, громко, протестующе шлепнув руками по поверхности воды.
От этого звука проснулся Джек и забеспокоился, обнаружив себя в незнакомом пространстве, но прильнув к окну и разглядев отсветы пламени костра где-то неподалеку, все вспомнил.
А когда попривык, когда стал различать, нашел свои вещи аккуратной стопкой сложенные на стуле, переступил через пустой матрац и двинул на поиски маленькой ведьмачки, не позабыв заботливо поправить одеяло на спящей сестре.
Дар поисковика, присущий любому эмпату, привел его к костру, спящему деду Пафнутию и Тонечке, усевшейся на поваленном бревнышке.
Джек снял с себя куртку, укутывая девочку.
– Благодарю! – с улыбкой приняла она куртку.
Он уселся рядом, наблюдая за пламенем, тихо сказал:
– Мне снился Владыка мира, будто он разговаривал с тобой сегодня, в комнате?
– Это было, – кивнула Тонечка.
– И что же ты решила? – почему-то замирая душой, спросил Джек.
– Повременить, – ответила девочка, задумчиво глядя на сверкающие языки пламени, – помогу хотя бы этим людям, а после уже уйду Домой.
– Домой! – с невыразимой тоской, произнес Джек. – Может, там Кэтрин?