Пьянящий вкус жизни (Сильнее времени)
Шрифт:
Кэтлин смотрела, как Жак закрепляет брезент над кузовом пикапа.
– Иди домой, мама. Я поеду с Жаком на склад.
– Ну как хочешь! – Катрин зябко передернула плечами. – Ненавижу слякоть и дождь. Если и в самом деле существует такая вещь, как второе рождение, то я хотела бы родиться персидской кошкой… Скажи, я хоть немного помогла тебе?
Кэтлин через силу улыбнулась:
– Ну конечно, мама. Ты даже не представляешь, как ты поддержала меня. Иди, переоденься побыстрее. Мне совсем не хочется, чтобы ты простудилась.
Катрин кивнула:
– Хорошо.
Жак, закончив натягивать брезент, спрыгнул с прицепа.
– Не так плохо, как могло быть.
Дождь бушевал уже вовсю. Кэтлин обернулась, чтобы в последний раз посмотреть на свои розы. Неистовые порывы ветра с корнем выворачивали кусты, прибивая к земле хрупкие головки цветов. Как ни крепилась Кэтлин, но она не могла подавить ощущения страшной потери. Нежная и беззащитная красота гибла у нее на глазах. Красота, которая вошла в ее плоть и кровь, стала частицей ее самой.
– Едем? – спросил Жак, забираясь в кабину.
– Ты управишься и без меня. Я спрячусь под навесом.
Его взгляд задержался на высокой тонкой фигуре девушки. Мокрая от дождя рубашка и джинсы прилипли к телу. Глаза Кэтлин переполняли боль и печаль.
И Жак не стал возражать, понимая, что это бесполезно. Как бесполезны были и слова утешения.
– Если удастся выпустить в продажу твои духи, то мы сумеем покрыть потери, – участливо улыбнулся он. Полоска неровных зубов на загорелом морщинистом лице казалась особенно белой. – Ну а на следующий год мы можем получить еще больший урожай.
Но они оба знали, что большинство кустов после бури погибнет безвозвратно. Придется сажать новые. Что же касается духов, то откуда она теперь возьмет деньги, чтобы протолкнуть их на рынок? Деньги, которые они выручат после продажи, все до последнего франка уйдут на восстановление потерянного. И все же Жак не хочет сдаваться. Не станет опускать руки и она. Им уже приходилось не раз за эти годы терпеть поражение и снова подниматься на ноги. Это всего лишь очередная из проигранных ими битв. Кэтлин кивнула ему в ответ:
– Да, если мы сможем продать духи, то нам удастся заштопать прорехи… – И она отступила на обочину дороги.
Машина, фырча, начала взбираться вверх по холму к каменному складу, а Кэтлин направилась под навес, что стоял на склоне. Она села прямо на промокшую траву и, подтянув к подбородку колени, обхватила их руками. Буря продолжала бесчинствовать, с невероятной жестокостью расшвыривая кусты, обрывая бутоны, смешивая их с грязью. И мутные потоки уносили их вниз, к дороге.
Буря свирепствовала еще с час. Но только после обеда дождь наконец прекратился. Слабое водянисто-лимонное солнце выглянуло из редеющих облаков. Кэтлин, не чувствуя ног, поднялась. Почти половина кустов на полях погибла у нее на глазах.
Но Вазаро всякий раз, несмотря на все обрушивавшиеся
Кэтлин наклонилась и набрала в ладонь горсть земли: еще влажной, холодной и все равно… полной жизни. И внезапно она с особенной силой ощутила покой и уверенность, что источала земля, врачуя свежую рану в ее душе. Все будет хорошо. Она справится и с этой напастью. Просто надо стать такой же сильной и несгибаемой, как само Вазаро.
Пальцы ее крепко сжали пригоршню земли.
Это и есть жизнь. Ее жизнь.
– Он здесь, Алекс. – Павел распахнул дверь и отступил в сторону, пропуская Брайэна Ледфорда в кабинет. – Я тебе нужен?
– Мы вполне сможем обойтись и без тебя, – небрежно бросил Ледфорд, на ходу расстегивая свое роскошное пальто с бобровым воротником.
Павел, не обращая внимания на слова Ледфорда, обратился к другу:
– Алекс?
Тот в ответ покачал головой.
Павел помедлил немного, хмуро посмотрев на Ледфорда, потом пожал плечами и закрыл за собой дверь.
– До чего осторожен, черт! Я и представить себе не мог, что он так печется о тебе. – Ледфорд сбросил пальто на коричневое кожаное кресло и остался в дорогом сером твидовом костюме. – Мой бог! Ну и холодище. Надеюсь, ты оценил мою самоотверженность: выбраться из дома ради тебя в такую непогоду! – Он снял серые кожаные перчатки и размотал голубой кашемировый шарф.
Алекс сразу отметил, как сильно изменился Ледфорд за те пять лет, что они не виделись. И дело было не только в дорогой элегантной одежде. Короткие вьющиеся волосы покрылись проседью, фигура несколько отяжелела, но резкие черты лица оставались все теми же, и веселая усмешка по-прежнему таилась в его светло-карих глазах.
Голос Ледфорда раскатисто загудел в кабинете:
– Ах, мой мальчик! Как я рад снова видеть тебя. Признаюсь сразу: я был не прав, когда мы с тобой говорили по телефону прошлой ночью, и я совершенно напрасно начал злиться. Глупо позволять случайным размолвкам бросать тень на нашу давнюю дружбу.
Он улыбнулся и опустился в глубокое кресло, в то время как Алекс остался стоять напротив него у окна. Скрестив вытянутые ноги, Ледфорд положил к себе на колени серые перчатки.
– Иной раз я не без грусти вспоминал про те деньки в Виргинии и про наши шахматные баталии…
На мгновение Алекс почувствовал, что снова оказался под магическим обаянием Ледфорда, но ему удалось быстро взять себя в руки.
– Боюсь, что не могу сказать о себе того же. Мне ни разу не хотелось вернуть те деньки.
Ледфорд отбросил в сторону кашемировый шарф:
– Чувствую, что ты не в духе. Ну хорошо. Тогда давай сразу перейдем к делу. Что тебе известно?
– Ты один из шайки похитителей произведений искусства. Скорее всего, это хорошо организованное и щедро финансируемое предприятие. – Алекс слегка улыбнулся. – Кражи – лишь составная часть какого-то более грандиозного плана.