Пять недель на воздушном шаре
Шрифт:
– Да это орлы! – закричал Кеннеди, смотря в подзорную трубу. – Чудесные птицы! Они несутся с неменьшей быстротой, чем мы.
– Только бы они не напали на нас, – проговорил Фергюссон. – Эти орлы, поверьте, для нас страшнее диких зверей и диких племен!
– Вот еще! Мы их живо разгоним ружейными выстрелами, – отозвался охотник.
– Я предпочел бы все-таки, дорогой Дик, не прибегать к твоему искусству, – возразил Фергюссон, – ведь тафта, из которой сделан шар, не выдержит и первого удара их клюва. Но, к счастью, мне кажется, наш шар скорее напугает этих страшных птиц, чем привлечет их.
– Ах! Мне пришла мысль! – воскликнул Джо. –
– Этот способ предлагался серьезно, – заметил доктор, – но боюсь, что он мало применим к таким норовистым существам.
– Мы бы их выдрессировали, – развивал свою идею Джо, – вместо удил надели бы на них наглазники, с помощью которых мржно было бы, закрывая то один, то другой глаз, поворачивать их налево и направо, а закрывая им оба глаза, заставлять их останавливаться.
– Уж позволь мне, милый Джо, предпочесть твоей орлиной упряжке попутный ветер – это и вернее и не требует пищи, – ответил доктор.
– Пусть будет по-вашему, сэр, но от своей мысли я всетаки не отказываюсь.
Был полдень. «Виктория» последнее время подвигалась медленнее: земля уже не неслась, а только проходила под нею.
Вдруг раздались крики и свист. Путешественники нагнулись. Взору их предстало зрелище, очень их взволновавшее. Два племени с ожесточением сражались, пуская в воздух тучи стрел. Воины, стремясь уничтожить друг друга, не замечали появления «Виктории». В этой чудовищной свалке участвовало приблизительно человек триста, и большинство из них было окровавлено. Вся эта картина производила самое отвратительное впечатление.
Когда, наконец, «Виктория» была замечена, битва на время прекратилась, но завывания стали еще ужаснее, и в корзину полетело несколько стрел, из которых одна пронеслась так близко, что Джо умудрился схватить ее.
– Давайте-ка поднимемся повыше, где нас не достанут стрелы, – крикнул Фергюссон. – Будем как можно осторожнее! Рисковать нам нельзя.
Битва возобновилась; снова были пущены в ход топоры и копья. Не успевал кто-нибудь свалиться на землю, как его противник уже отсекал ему голову. В этой бойне принимали участие и женщины: они подбирали отрубленные окровавленные головы и складывали их на поле битвы. Между женщинами происходили схватки из-за этих отвратительных трофеев.
– Ужасное зрелище! – с омерзением воскликнул Кеннеди.
– Скверные людишки, – проговорил Джо. – А впрочем, одень их в военную форму, и они были бы не хуже всяких других солдат.
– Меня так и подмывает принять участие в этой битве! – вырвалось у охотника, размахивающего своим карабином.
– Ни в коем случае! – крикнул Фергюссон. – Зачем нам вмешиваться в то, что нас совсем не касается? Ты хочешь разыграть роль провидения, а сам даже не знаешь, кто тут прав, а кто виноват. Скорее, скорее подальше от этого отталкивающего зрелища! Если бы великие полководцы могли взглянуть вот так, сверху, на театр своих действий, они, пожалуй, потеряли бы вкус к проливаемой ими крови и завоеваниям.
Вождь одной из диких орд выделялся своим огромным ростом и геркулесовской силой. В одной его руке было копье, которое он то и дело вонзал в гущу вражеского отряда, в другой – топор, которым он работал не менее беспощадно. Вдруг этот Геркулес отшвырнул далеко от себя копье, бросился к одному раненому, отсек топором ему руку, схватил ее и с наслаждением впился в нее зубами.
– Ах, какой отвратительный зверь! – закричал Кеннеди. – Нет, я более не в силах терпеть!
И вождь с простреленной головой свалился навзничь. Тут воины его словно оцепенели. Эта сверхъестественная смерть вождя страшно напугала их и в то же время воодушевила их противников. В один миг половина сражавшихся убежала с поля битвы.
– Поищем повыше течение, которое поскорее унесло бы нас отсюда, – промолвил доктор. – Это зрелище, признаться, возбудило во мне отвращение.
Но Фергюссону не удалось улететь своевременно. И наши путешественники увидели, как победители набросились на убитых и раненых, как вырывали они друг у друга еще тёплые куски человечьего мяса и с жадностью пожирали их.
– Тьфу! Это омерзительно! – крикнул Джо.
Но вот «Виктория», увеличившись в объеме, стала подниматься. Еще несколько минут до нее долетал вой озверевшей орды, и затем ее унесло на юг, а ужасающая сцена резни и людоедства осталась позади. Шар летел над холмистой местностью, по которой текли к востоку многочисленные речки и ручьи; они без сомнения впадали в те притоки озера Ну и реки Газелей, любопытное описание которых дал Лежан.
С наступлением ночи «Виктория», пролетев в этот день сто пятьдесят миль, бросила якорь у 27° восточной долготы и 4° 20' северной широты.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Ночь была очень темна. Доктор Фергюссон не мог определить, где именно они спустились. Якорь зацепился за вершину очень высокого дерева, которое едва вырисовывалось в ночном мраке. Как всегда, доктор нес первую вахту с девяти часов вечера, а в полночь его сменил Кеннеди.
– Смотри же, Дик, сторожи хорошенько, – наказал ему доктор.
– А разве есть что-либо новое!
– Нет как будто. Но мне показалось, что внизу, под нами, слышатся какие-то неясные крики. Ведь в сущности я не знаю, куда нас занес ветер, а излишняя осторожность повредить не может.
– Ты, Самуэль, должно быть, слышал вой диких зверей.
– Нет, мне почудилось совсем другое… Ну, одним словом, при малейшей тревоге буди меня немедленно.
– Можешь быть совершенно спокоен.
Доктор еще раз внимательно прислушался, но кругом все было тихо, и он, бросившись на постель, скоро заснул. Все небо было покрыто густыми тучами, но в воздухе не чувствовалось ни малейшего ветерка. «Виктория», держась на одном только якоре, была совершенно неподвижна.
Кеннеди, пристроившись в корзине так, чтобы было удобно наблюдать за горелкой, в то же время внимательно вглядывался в темноту. Порой ему казалось, как это бывает у людей беспокойных или настороженных, будто внизу мелькает какой-то слабый свет. На мгновение ему даже представилось, что он ясно видит этот свет в каких-нибудь двухстах шагах, но он блеснул и исчез с быстротой молнии. Вероятно, это был один из тех световых узоров, которые глаз видит в глубоком мраке. Кеннеди было успокоился и снова стал нерешительно всматриваться в темноту, как вдруг резкий свист прорезал воздух.