Пять рассерженных жён
Шрифт:
— Так что же ты, Мама, стерва ты наглая, голову всем нам морочила?
Признаться, я онемела.
Такое услышать, да ещё в свой адрес. Стоило для этого наряжаться, краситься и в ресторан ходить, когда и на базаре таких речей навалом.
— Что значит — морочила? — после короткой паузы спросила я, не заостряя пока внимания на «стерве». — Ты о чем? Выражайся понятней.
— Куда уж понятней, — рявкнула Тамарка и протянула мне листок.
Остальные жены вытянулись и все, как одна, поджали губы. Вот же змеи.
— Что там ещё такое
Однако, читать я не спешила. Заметив в глазах жён огонь нетерпения, я подержала листок в руках, обвела всех презрительным взглядом и лишь после этого уткнулась в написанное.
Признаться, не сразу поняла, что там за дела. Смекалистая в жизни, становлюсь тупа, как только погружаюсь в сухость канцелярского текста. Сунь мне под нос любую такую бумажку и буду жевать её как корова, не понимая абсолютно ничего, передай мне тот же текст словами, и я поймаю его на лету и тут же выдам комментарий.
В общем, речь шла о том, что некий Соболев Фрол Прокофьевич назначает какую-то Мархалеву Софью Адамовну управлять его акциями в случае его отлучки. В случае же его смерти, эта же Софья Адамовна Мархалева акции и наследует. Все. До последней. Если другие акционеры будут возражать, компания обязана в качестве наследства выплатить Мархалевой Софье Адамовне компенсацию за акции в денежном выражении…
В общем, что-то в этом роде.
«Что за чушь? — подумала я, всей душой негодуя на жён. — Зачем они мне это сунули?»
— Прочитала? — грозно поинтересовалась Тамарка.
— Ну да, — ответила я, презрительно пожимая плечами и давая всем понять, что они сумасшедшие.
— Что скажешь? — спросила Тамарка.
— Сказать могу, — сообщила я, — но боюсь вам не понравится.
— А ты попробуй, — пропищала Полина.
И я сказала:
— Для чего вы меня сюда пригласили? Чтобы я прочла эту дрянь? И для этого мне надо было бросать все свои важные дела? Здесь даже стол не накрыт!
Я не сказала ничего такого, но у жён глаза полезли на затылок. Я бы подумала, что переборщила, когда бы не помнила свою речь слово в слово. Так чему же они тогда так изумляются?
«Что там было в бумаге? Разве это вспомнишь? Стоп! О ком это там говорится? Софья Адамовна Мархалева? Кто это?
Бог ты мой! Это же я!»
Мне сделалось дурно и, рухнув из кресла на пол, я успела крикнуть:
— Воды…
— Воды! — передала мою просьбу Полине Тамарка.
Полина распахнула дверь и выскочила из банкетного зала.
«Ай-яй-яй-яй-яй, ай-яй убили негра! Убили негра, убили, ай-яй-яй-яй-яй, ни за что ни про что суки замочили! Ай-яй-яй-яй-яй, ай-яй убили негра! Убили негра…» — опять донеслось из ресторана.
Сколько можно?
Глава 26
— Дайте! — сказала я, когда меня, водой отпоенную, усадили
— Что? — тупо поинтересовалась Тамарка почему-то не у меня, а у жён, будто я им уже покойница. — Что она просит?
— Бумагу! — рявкнула я. — Что ещё я могу просить! Дайте мне ту бумагу!
— Ишь ты, начитаться никак не может, — невзирая на моё крайне болезненное состояние, ехидно заметила Изабелла. — Так всех приобула, что и сама не верит. Дайте ей, пусть порадуется.
Мне дали листок и я, едва ли не по слогам раз пять его прочитала, а потом, прижав к груди и закатывая от удовольствия глаза, мечтательно призналась:
— Не верю…
Меня раздирали противоречивые чувства.
— Чему ты не веришь? — спросила Тамарка.
— Не верю, что это правда. Вы разыгрываете меня.
Тамарка победоносным взглядом обвела жён, будто это не я, а она всех приобула, и громыхнула:
— Видали?! Ещё и не верит она!
Жены, словно услыхав боевой клич, сгрудились вокруг меня и подняли совершенно неприличный крик. Пользуясь моим беспомощным состоянием, кричали, находясь в опасной близости от меня и разъярённо потрясая кулаками. Ничего приятного я не услышала для себя и даже подумала, что сглупила, приехав в этот ресторан.
«Однако, бить меня не будут, — затравлено озираясь, решила я, — иначе не стали бы приглашать в столь людное место. Скорей попытаются со мной договориться, но зачем их так много? Зачем Тамарка собрала этот жопкин хор? Не могла со мной тет-а-тет обсудить? Тет-а-тет она всегда проигрывает. Ей понадобилась психическая атака. Иначе со мной не сладить.»
Я прислушалась. Из общего хора вырвался Тамаркин голос.
— Накануне собрания ты сотворила нам сюрприз, — возмущалась она.
«А эта все со своим собранием, — подумала я. — Сейчас про доску вспоминать начнёт. В последнее время она постоянно о ней вспоминает в контексте с собранием акционеров.»
И тут меня осенило. Тамарка же боится, что я могу спеться с Зинаидой. Следовательно эта бумага, по которой я практически являюсь наследницей, не фальшивая. Уж Тамарка знает в этом толк. Если бы было так, она бы скомкала эту бумагу и…
И тут меня ещё больше осенило. Трупа-то нет. Следовательно акции Фрысика из Тамаркиных рук переходят в мои.
— У меня контрольный пакет! — не в силах сдержать своей радости, во все горло завопила я. — Зря вы убили моего Фрысика! Он, как настоящий мужчина, успел составить завещание!
Жены отпрянули и с ненавистью посмотрели на меня, но я уже их не боялась. Осознав свою власть над ними, я воодушевилась и принялась их обличать:
— Вы, негодницы, погубили моего будущего мужа, потому что боялись меня, а он, предвидев это, поставил вас перед фактом: меня вам не избежать! Я отомщу вам за смерть моего Фрысика! Вы все ещё будете плакать горькими слезами! Вам ещё тошно станет!
— Что ты несёшь? — неожиданно останавливая меня на всем скаку, спросила Тамарка. — Мама, невозможная, что ты несёшь?