Пять столетий тайной войны, Из истории секретной дипломатии и разведки
Шрифт:
Друэ не терял времени. Быстро созвал местную национальную гвардию, чтобы задержать отряд, а сам вскочил на коня и помчался в Варенн, куда отбыла королевская карета. Окольными путями почтмейстер обогнал экипаж мнимой баронессы. За немногие минуты, которые были в его распоряжении, Друэ и несколько встреченных им жителей перегородили с помощью опрокинутой телеги мост, по которому должна была проехать карета. Потом Друэ разбудил мэра, который призвал к оружию национальную гвардию Варенна. Зазвенел набат, со всех сторон из города и окрестных деревень сбегались вооруженные люди; когда показался королевский экипаж, все было подготовлено к встрече. Король и его спутники были арестованы. А прибывшие кавалерийские эскадроны, которые следовали за королем, отказались повиноваться офицерам-роялистам и перешли на сторону народа. Роялистский заговор потерпел полное крушение. Арестованных отправили
В истории бегства в Варенн остается неясным, насколько царский посол барон Симолин был посвящен в планы заговорщиков. В его переписке с Петербургом имеются фразы, которые можно истолковать в том смысле, что посол не знал о назначении выданного по его приказу дубликата паспорта баронессы Корф. Но в то же время это неведение царского дипломата, игравшего роль одновременно разведчика и полицейского, наблюдавшего за поведением русских, которые оказались во Франции, маловероятно.
10 августа 1792 г. французский народ сверг монархию, страна стала республикой. 29 августа границы революционной Франции пересекли войска интервентов. Их авангардом был отряд французских дворян-эмигрантов, жаждавших мщения и расправы с ненавистными революционерами. Костяк 80-тысячной интервенционистской армии составляли пруссаки. 2 сентября был занят Верден. Главнокомандующий войсками контрреволюционной коалиции герцог Брауншвейгский считал, что французская армия, большая часть офицеров которой дезертировала или перешла на сторону врага, не сумеет оказать сопротивление лучшим прусским дивизиям. Что же касается отрядов волонтеров, спешивших на границу для сражения с интервентами, то в прусском штабе их вообще не принимали всерьез, рассматривая как неорганизованную толпу, которая разбежится после первых же выстрелов. Действительность оказалась совсем иной. Интервенты наткнулись на нескрываемую враждебность населения на занятых территориях; крестьяне вооружались и нападали на небольшие отряды неприятельских солдат; снабжение армии стало серьезной проблемой.
20 сентября у селения Вальми прусские войска после артиллерийской канонады предприняли попытку наступления на позиции французов, которая не принесла успеха. Революционная армия выдержала испытание огнем, и вскоре началось общее отступление пруссаков, которые довольно быстро покинули французскую территорию. Причины такого поспешного отступления не вполне ясны. Не кто иной, как Наполеон I, считал это отступление загадкой. Во всяком случае, само сражение при Вальми не является ключом к объяснению этой загадки. Дело в том, что неудача пруссаков вовсе не носила стрль серьезного характера, чтобы вызвать последующее отступление. По мнению крупнейших авторитетов в области военной истории, канонада у Вальми была смехотворной, а действия прусских войск носили столь жалкий характер, что напоминали скорее имитацию наступления, чем серьезные атаки. Решительный натиск, несомненно, мог изменить ход сражения в пользу пруссаков.
Чем же объяснить отступление интервентов? Возможно, к этому времени прусское командование пришло к выводу, что война против Франции будет затяжной и дорогостоящей кампанией, что, завязнув в ней, Пруссия рискует остаться в проигрыше при намечавшемся новом разделе Польши и в других вопросах, в которых интересы Берлина сталкивались с интересами других участников антифранцузской коалиции, особенно Австрии и царской России. Подобные мотивы выявились во время переговоров с французами, в которые вступил герцог Брауншвейгский для прикрытия отступления своих войск. Между "тем отступавшие вместе с интервентами эмигранты не только проклинали герцога за "измену", но и распространяли о причинах отхода его армии нелепые слухи, будто главнокомандующий прусскими войсками был подкуплен комиссарами Конвента: те якобы передали герцогу бриллианты французской королевской семьи для оплаты его миллионных долгов.
Но, может быть, есть еще какие-то объяснения случившегося? В 1839 г., через 47 лет после битвы при Вальми, в газете "Журналь де виль и де кампань" был опубликован рассказ одного современника революции, который проливает необычный свет на прусское отступление. Автор этого рассказа аббат Сабатье принимал участие во многих событиях революционных лет и был знаком с известными политическими деятелями и писателями того времени. Сабатье был близким приятелем Бомарше и именно от него узнал историю, которую поведал почти полвека спустя читателям "Журналь де виль и де кампань".
...В середине сентября 1792 г. Бомарше отправился навестить своего старого друга известного комедийного актера Флери, который участвовал еще в премьере "Женитьбы Фигаро". Дома оказалась только 10-летняя девочка, знавшая Бомарше и охотно ответившая на его вопросы. Судя по ее словам, Флери не было в столице, восемь или десять дней назад он уехал в Верден. Писатель был изумлен. В Верден, который был уже занят прусаками? Какие дела были в этом городе у парижского актера? Во всяком случае, Верден был самым неподходящим местом для того, чтобы пытаться там выступать в театре. Через некоторое время Бомарше снова заехал к Флери и на этот раз застал его дома. Писатель поспешил с вопросами, но здесь его неожиданно ждало разочарование. Обычно разговорчивый Флери наотрез отказался сообщить что-либо о цели поездки, более того, уверял, будто вообще не покидал Парижа. Это, конечно, лишь разожгло любопытство Бомарше - воображение признанного мастера интриги подсказало ему самые различные причины для скрытности словоохотливого Флери. Правда, узнать что-либо определенное было невозможно, артист продолжал отмалчиваться или отделываться голословным отрицанием.
Но Бомарше не был бы Бомарше, если бы не создал тем не менее гипотезу, которая, несмотря на всю свою экстравагантность, получила впоследствии косвенное подтверждение в одной легенде, относящейся к пребыванию прусской армии в Вердене. Говоря о том, что ее главнокомандующим был герцог Брауншвейгский, мы до сих пор не упоминали еще одно лицо, имевшее решающий голос в штаб-квартире, - самого прусского короля Фридриха Вильгельма II, сопровождавшего свои войска во французском походе.
Фридрих Вильгельм был племянником Фридриха II, который почти полвека занимал прусский престол. Фридрих Вильгельм II ничем не напоминал своего умного, образованного, ловкого и циничного дядю, которого сменил на троне. Новый король был неспособным, ограниченным, туповатым человеком, вдобавок отличавшимся странными причудами. Он был поклонником оккультизма, столь блестяще представленного графом Калиостро, состоял в тайном мистическом обществе "золотых розенкрейцеров" и, кажется, еще в каких-то секретных орденах. Одним словом, лучшей жертвы для одурачивания было не найти.
Но вернемся в занятый пруссаками Верден, как раз в дни, предшествовавшие сражению при Вальми. Его Величество в один из вечеров давал бал в честь прусских офицеров и французских дворян-роялистов. На балу было шумно и весело; темой разговоров были, конечно, неминуемый разгром революционеров и вступление в Париж. Неожиданно к королю почтительно подошел какой-то человек, весь в черном, и шепотом произнес несколько слов. Фридрих Вильгельм вздрогнул - эти слова были хорошо известным королю паролем таинственного ордена "золотых розенкрейцеров". Повинуясь знаку, поданному незнакомцем, Фридрих Вильгельм вышел из шумного зала. Пройдя роскошные апартаменты, предназначенные для знатных гостей, король и незнакомец очутились в небольшой комнате. Ее стены были окрашены в темный цвет и зловеще освещались отблесками пламени, которое вырывалось из пылавшего камина. Пока король оглядывал это мрачное помещение, незнакомец исчез. Тут у Фридриха Вильгельма впервые возникло легкое опасение, не завлекли ли его в ловушку. Он уже сделал движение, чтобы двинуться в обратный путь, когда его остановил мягкий голос, звучавший приглушенно, как будто из другого мира.
– Остановись! Не уходи отсюда, пока не выслушаешь того, что я тебе скажу...
В полутьме король различил какую-то фигуру - нет, это не был живой человек. Перед Фридрихом Вильгельмом стоял призрак его покойного дяди. Сомнений быть не могло, даже в полумраке король мог разглядеть столь знакомое худое лицо с плохо выбритыми щеками, характерный профиль, нос, запачканный табаком, живые глаза, сгорбленные плечи. Фридрих II - конечно, это был он и никто другой - явился одетый в свой силезский сюртук, известный каждому, видевшему короля в последние годы его жизни. Старый Фриц опирался на трость, ручка которой была покрыта кожей, сильно потертой от долгого употребления.
– Ты узнал меня?
– спросил призрак голосом покойного Фридриха II, хотя в нем, быть может, звучали какие-то нотки, вызывавшие сомнение. Но кто знает, какие изменения претерпевает голос человека в ином, загробном мире! Впрочем, убедившись, с каким вниманием и почтением его слушают, призрак быстро приобрел былую уверенность в себе.
– Ты меня узнал? Когда ты двигался из Баварии в Бреслау вместе с войсками, которыми я тебе поручил командовать, я заключил, тебя в объятия и сказал: "Ты больше чем мой племянник, ты мой сын; ты унаследуешь мою власть и мою славу". Так вот сегодня я пришел потребовать от тебя сыновнего послушания. Я пришел повторить тебе слова, которые император Карл VI услышал в лесу Манса: "Не езди более впереди на коне, тебя предали".